Серг Усов - Война [СИ]

Это в королевстве Датор, её родине, герцоги давно переселились из своих замков во дворцы. Здесь же, во Фридленде, где между высшими владетелями королевства шли частые войны, такой роскоши не мог себе позволить никто из них. Как и улучшить комфорт в своих замках за счёт снижения их защищённости.

Герцогиня раздражённо дёрнула плечом. Через пару гонгов надо будет уже вновь одеваться в парадное платье и идти в зал приёмов на ужин.

В замке гостили представители семей всех трёх графов их герцогства, и если от совместных завтраков или обедов с ними Жагета ещё могла под какими-нибудь надуманными или реальными предлогами отвертеться, то отказаться от присутствия на традиционных гостевых ужинах означало нанести прямое оскорбление приглашённым.

Во Фридланде мало кто кому доверял и приезд жён или детей вассалов в замок сюзерена, когда тот отправляется на войну, стало привычной традицией ещё несколько веков назад. Точно так же, сейчас в замках графов принимали в качестве гостей кого-то из домочадцев вассальных баронов.

Окна спальни смотрели на юг, туда, где за горами и лесами находился родной для Жагеты Янин. Герцогиня часто любовалась снежной голубоватой вершиной Белухи.

- Госпожа, извините, что опять вас потревожу, — в спальню вновь скользнула Фесия, — прибыл мэр, просит принять его. Говорит, что у него очень важное дело для вас.

- Для меня? — молодая герцогиня сильно удивилась, но раздумывала не очень долго, — Ну, хорошо. Скажи, что через гонг я приму его в своём кабинете.

У Жагеты был и секретарь — младший сын одного из баронов — однако, все уже привыкли, что встречи с нею проще добиться обратившись через Фесию. Рабыня, приехавшая со своей хозяйкой из Янина, была её служанкой ещё с детства и пользовалась особым расположением хозяйки.

- Вам помочь переодеться? — Фесия не торопилась уходить, — Доставили ваше новое платье.

- О, да. Я буду в нём просто неотразима, — не сдержала злой иронии герцогиня.

- Госпожа…

- Иди, скажи мэру, пусть ждёт.

Мало кто может понять, каково это быть уродливой с самого своего рождения. А вот Жагете выпала именно такая судьба.

У неё был искривлён позвоночник в районе таза, из-за чего ей приходилось ходить подволакивая ногу. Но Единому этого показалось недостаточно, и он в дополнение парализовал ей всю правую половину лица.

Если не присматриваться сильно, то второй недостаток почти не был заметен, пока Жагета не начинала улыбаться или плакать — тогда её лицо искажала жуткая гримаса. И уже к двенадцати-тринадцати годам виконтесса Янинская научилась быть бесстрастной, чтобы не пугать окружающих своим лицом.

Родители её любили, но постоянно испытывали перед ней чувство вины. Особенно, после слов одного умника, что Единый изуродовал Жагету из-за близкого родства её отца и матери. Якобы, двоюродным брату и сестре нельзя было вступать в брак. И что поэтому, оказываются бессильны маги-целители, даже самые сильные из них.

Чушь, конечно. Этого злоязыкого негодяя сразу же схватили, пытали и казнили. Но его слова запали Жагетиным родителям в душу, хотя вслух они в этом не признавались.

Чувство вины давило на них до тех пор, пока четыре года назад у Жагеты не появился братик, совершенно здоровый и крепкий малыш, которого она полюбила не меньше родителей.

Его появление успокоило родителей и сняло постоянную напряжённость в общении с дочерью.

Герцогиня с тоской посмотрела на толстые стальные прутья оконной решётки. Словно её заперли в тюрьме.

Но нет. Она нисколько не жалела о своём переезде из солнечного Янина в суровый горный край. И была благодарна и родителям, которые нашли ей другого мужа, после отказа от помолвки, присланного Гленской волчицей, не пожелавшей женить своего ненаглядного сына Анера на такой уродине, и Гертеру, ставшему её супругом по расчёту и ни разу не упрекнувшим Жагету за физические недостатки и не показавшим даже намёком, насколько она ему неприятна.

Муж её не любил — в этом не было никаких сомнений — но каждый восьмой день недели он приходил к ней в спальню, чтобы в очередной раз попытаться зачать наследника.

Жагете было унизительно понимать, что делать это он может только не видя её лица, но она принимала такое положение вещей как неизбежное.

В конце концов, она герцогиня Адайская, дочь герцога Янинского, племянница герцога Цивихского, кузина герцогини Вьежской, родственница по материнской линии сразу двум правящим сейчас монархам — королю Северного Ойланга и султану Эритеи, она знает, что такое долг супруги владетеля, и сделает всё, чтобы дать герцогству наследника.

Жагета увидела, как к коньковой крыше донжона приблизился голубь и, немного покружив вокруг неё, влетел внутрь.

Узнать, что за послание он принёс, она сможет уже скоро — в отсутствие мужа, именно ей подчинялись все в этом замке и в окружающем его городе, а значит, скоро явится коннетабль с полученными известиями.

Отойдя от окна, герцогиня сбросила с себя плед на кресло и поправив складки платья вышла из спальни и пройдя через небольшую гостиную вошла в свой кабинет.

Её мать почти совсем не занималась делами герцогства, целиком уйдя в светскую жизнь, развлечения и интриги. Жагета же, в отношении к хозяйственным и управленческим обязанностям, была полной противоположностью.

И в самом деле, чем ещё себя могла занять изуродованная с рождения виконтесса Янинская, кроме как изучать все стороны деятельности герцогского хозяйства? Жагета ничего иного придумать для себя не могла.

И зря с нескрываемым презрением, отвращением и пренебрежением смотрели на свою новую госпожу некоторые сановники и чиновники Адайского двора.

Уже через полгода после появления Жагеты в Адае казначей герцогства был до смерти обварен кипящей смолой на центральной городской площади. И причина той казни конечно же не в том, что именно его злоязыкая жена придумала молодой герцогине прозвище Страшила — Жагета и узнала-то об этом намного позже — а в том, что чиновник придумал хитрую схему оплаты работ, которые совсем не выполнялись. И, разумеется, раскрыла это длившееся много лет мошенничество — ещё со времён правления Паторена, отца Гертера, — герцогиня Жагета Адайская.

Затем последовали давно заслуженные казни и целого ряда других обнаглевших, проворовавшихся чиновников дворца и городского управления.

Презрение к герцогине сменилось страхом, а уж о пренебрежении речь и вовсе теперь не могла идти. Что, в общем-то, молодую владетельницу вполне устраивало. Пусть боятся. Любви окружающих — с её-то внешностью! — ей всё равно никогда не дождаться, а так хоть воровать и обманывать меньше будут.

Да и муж — что для Жагеты особенно приятно — после того, как она довольно легко раскрыла схемы увода денег из бюджета герцогства, стал относиться к ней с уважением. И даже перестал попрекать свою жену невыполнением её отцом обещаний относительно приданого.