Александр Пономарёв - Тяжелый пепел [litres]

Какаду следил за ним глазами забитой людьми и жизнью голодной собаки, разве что не скулил от тоски и жалости к себе.

Не глядя в его сторону, Бурбон чуть подался вперед, проверить, как обстоят дела с тушенкой. Судя по плывущему от нагретой банки аппетитному запаху, с порцией консервированного мяса все было в лучшем виде. Он облизнулся, смачно причмокнул влажными губами и подтащил жестянку к себе.

– Горячая, зар-раза! – Сталкер поплевал на пальцы. После чего вытащил из кармана рюкзака вилку, подцепил ею здоровый шмат мяса и посмотрел на Какаду: – Так и будешь с книжкой в руках сидеть?

– У меня ничего с собой нет, – опустил глаза в пол «отмычка».

Бурбон так и застыл с вилкой у рта.

– Как это нет? Ты что, со мной в ходку без хавчика поперся?

– Угу! – кивнул Какаду. – У меня деньги кончились. Бармен в долг ничего не продает, а у других сталкеров я не посмел денег просить.

Бурбон сунул кусок мяса в рот и, энергично двигая челюстями, потряс перед собой распальцованной, как у блатных, ладонью:

– Это ты правильно сделал, Какаду. Поступил, как настоящий пацан. Вот за это я тебя реально уважаю.

Какаду глянул на Бурбона:

– Может, тогда угостишь?

Сталкер едва не поперхнулся от неслыханной, на его взгляд, дерзости. Он косо зыркнул на «отмычку», выудил из банки очередной кусок мяса, стащил его с вилки толстыми губами и, громко чавкая, сказал:

– Слышь, ты, наглеть не надо. Я тебя кормить задарма не нанимался. Хорошо устроился, понимаешь, я ему и хавчик принеси, и тушенку разогрей, и хлеба порежь. – Бурбон опять состроил «козу» из пальцев: – Ты ниче не попутал, а?

– Я за все заплачу, – тихим голосом сказал Какаду, старясь не смотреть в глаза сталкеру. Тот воспринял это как проявление слабости и стал еще больше наезжать на «отмычку», заводясь от ощущения собственной значимости.

– Ты сам-то понял, че сказал? Чем ты мне платить собрался, если у тебя денег даже на батон с палкой копченой колбасы не было? Задницей своей рассчитаться захотел? Так я не из заднеприводных, понял! Я мужик нормальный и приятелям твоим морды бил, бью и буду бить! А ну иди сюда, педрило лохматое!

Бурбон так распалился, что едва не сбил ногой банку с тушенкой. Он опомнился в последний момент. Воткнул вилку в плавающий в жирном бульоне кусок волокнистого мяса, отодвинул жестянку в сторону и лишь после этого вскочил со спальника, собираясь отвесить Какаду хорошего тумака.

– Ты все не так понял. – «Отмычка» даже не попытался убежать от сердито пыхтящего сталкера. – Сначала выслушай меня, а потом уже решай, что со мной делать: избить до полусмерти или принять мое предложение.

За всю жизнь в Зоне Бурбон еще ни разу не встречался с подобными Какаду людьми. Обычно, когда он выходил из себя, с ним или вступали в драку, или бежали от него прочь, а потому он остановился в паре шагов от сидящего на полу «отмычки», не зная, как поступить. Не собираясь терять лицо перед тощим и уж тем более не желая, чтобы тот воспринял это как слабость с его стороны, Бурбон, после секундного замешательства, сжал правую руку в кулак и потряс им перед собой:

– Даю минуту, салабон.

– Мне хватит и тридцати секунд.

– Ты зря теряешь время и испытываешь мое терпение! – рявкнул Бурбон.

Какаду примирительно выставил вперед костистые руки с растопыренными пальцами:

– Хорошо-хорошо, не надо злиться, я все понял. – Он громко сглотнул обильную слюну. – Я не просто так оказался в Зоне.

– Ты это уже говорил, – злобно прорычал Бурбон.

Какаду посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и спокойно продолжил:

– Мне захотелось себя испытать, а заодно проверить, только ли в лабораторных условиях изобретенный мной препарат дает возможность чувствовать артефакты на расстоянии. Другими словами, мне важно было понять, действует ли созданная мной формула в реальной жизни. Это не просто какая-то прихоть или безумная блажь, а большой научный эксперимент, и моя докторская диссертация, по сути, станет его квинтэссенцией. На исследования ушли все мои сбережения. Пришлось даже продать квартиру в центре Москвы, но я нисколько об этом не жалею. Если предварительные расчеты и выкладки подтвердятся, мое открытие совершит революцию в освоении Зоны. Тогда не нужны будут дорогостоящие приборы и научное оборудование для обнаружения невидимых неопытному глазу деструктивов и поиска артефактов. Достаточно будет вколоть себе дозу специального вещества или выпить таблетку, и в течение двенадцати часов ловушки и скрытые в них артефакты будут видны как на ладони.

В глазах Бурбона сверкнул алчный огонек. Он понял, что изобретенный тощим препарат настоящая золотая жила, и захотел во что бы то ни стало завладеть им.

– Ладно, выкрутился. Так и быть, на первый раз прощаю. – Сталкер повернулся к Какаду спиной, шагнул к спальнику и сел на него.

– Так ты меня угостишь ужином или как?

– Куда тебя девать, раздолбая такого, – проворчал Бурбон с напускной строгостью в голосе и похлопал ладонью по плотной прорезиненной ткани спального мешка: – Садись давай, или ты хочешь, чтобы я тебе еще и жрачку под рыло поднес?

– Нет, что ты, это уже лишнее.

– Вот и я о том же. – Бурбон дождался, когда Какаду сядет неподалеку от него, и кивком показал на лежащий между ними хлеб: – Угощайся.

Сам сталкер в это время наколол на вилку шмат мяса, сунул его в рот и едва не подавился со смеху, бросив беглый взгляд на «отмычку». Зрелище, в самом деле, было то еще. Какаду держал ломоть ржаного хлеба обеими руками перед собой и помаленьку от него откусывал.

– Слышь, ты, крыса такая, жуй нормально, – громко хохотнул Бурбон и задвигал челюстями, перемалывая тушенку.

Какаду смущенно выпрямился, прижав руки с куском хлеба к груди, и теперь стал похож на вылезшего из норки суслика.

Бурбон хрюкнул и заржал в голос. Какаду с непониманием посмотрел на него. И без того длинное лицо «отмычки» вытянулось еще сильнее, глаза округлились, уши налились краской. Такая реакция тощего еще больше развеселила Бурбона. Он смеялся долго, до икоты, пока не выступили слезы из глаз.

– Ну все, харэ издеваться, – Бурбон с присвистом выдохнул и провел сгибом указательного пальца под глазами. – Хорош гримасничать, говорю, дай мне пожрать толком. – Он сунул кулак под нос тощему: – А то, смотри, если я подавлюсь, мало тебе не покажется!

– Так я вроде ничего такого не делаю. Это ты смеешься, как полоумный. Тебе, наверное, палец покажи, так ты и то хохотать будешь.

– Че ты сказал?!

– Ничего. Я просто ем, и все, – вжал голову в плечи Какаду.

– Вот и лопай молча, пока дают. Клоун, мля!

Какое-то время оба ели без лишних разговоров. Какаду жевал хлеб всухомятку, глядя в одну точку перед собой, а Бурбон уплетал мясо за обе щеки, сердито зыркая глазами по сторонам. Наконец он бросил вилку в банку с остатками тушенки и протянул заметно потерявшую в весе жестянку «отмычке»: