Роб Сандерс - Отряд Искупления

Криг был потрясен. За несколько минут он из простого пушечного мяса стал защитником Имперского Кредо. Преодолев шок от столь внезапного продвижения по службе, он попытался снова собраться с мыслями. И у него возникли подозрения.

- Это большая честь, Ваша светлость, но позвольте спросить прямо: почему я? Может быть, имперский агент был бы более подходящим выбором?

Диаманта Сантонакс закатила глаза.

- Не только честность, но и скромность? Ну, во-первых потому что у тебя достаточный опыт и хороший послужной список, чтобы быть переведенным в отряд Мортенсена, не вызывая подозрений: назначение в часть штурмовиков выглядит как обычное чередование службы. Потому что ты служил с трудными начальниками и раньше. Потому что умеешь исполнять свой долг, не теряя спокойствия. Я уверена, ты знаешь, как надо будет действовать, если майор не выдержит проверки, и ты должен будешь применить власть Имперского закона. Кроме того, агенты Императора будут привлечены к этому делу в должное время, - заявила канонисса.

Она взглянула на хронометр.

- Доложишься полковому комиссару Удески на борту «Избавления». Конечно, фактически докладывать ты будешь только мне. Бригадный генерал Восков и его штаб вследствие мятежа перешли на борт «Пургаторио». Удески прикреплен к 364-й Теневой Бригаде и является сейчас единственным офицером Комиссариата на борту «Избавления». Как кадет-комиссар ты обязан сначала доложиться ему. Челнок вылетает через десять минут, площадка №16.

Криг до сих пор не знал, как воспринимать такое предложение, и в конце концов отсалютовал, натужно улыбнувшись.

- Да, ваша светлость.

- Удачи, кадет-комиссар Криг. И помни, что Император ожидает.

Криг выскочил из кают-компании и побежал к челноку.

Когда Криг вышел из шлюза «Бродяги», он вспомнил, что ему нужно забрать свои вещи из палатки. Покинув бриг-лихтер, он побежал к лагерю, стараясь не врезаться в удивленных гвардейцев и груды снаряжения. Остановившись перед своей палаткой, кадет-комиссар раздвинул сетчатый полог, и только тогда увидел, какой опасности он подвергался.

Прохладный воздух палатки купался в свете натриевого фонаря. Фонарь-то и привлек внимание кадета-комиссара: он стоял не там, где Криг его оставил. Сделав глубокий вдох, Криг стал внимательно осматривать палатку. И наконец под своей койкой увидел взрывное устройство: подрывные заряды с проводами, да еще связка осколочных гранат на всякий случай. Если бы Криг сел на койку, то сейчас его куски разлетелись бы так, что заляпали борт брига.

« Рудд. Ублюдок …»

Он слышал угрозу Рудда в павильоне, в разговоре его с Ковальским, но не думал, что его коллега настолько глуп, чтобы попытаться ее реализовать. Похоже, капитан-комендант был все-таки прав: Криг не умел ладить с людьми.

Понимая, что все остальное в палатке тоже может быть заминировано, и что здесь нет ничего такого, за что стоило бы умирать, Криг осторожно вышел из палатки. На выходе он задел за что-то плечом и медленно повернулся, увидев свой хеллпистолет в кобуре, висевший там, где Криг его оставил. Забрав оружие с собой – больше по практическим соображениям – Криг покинул место своего предполагаемого убийства и направился к стартовой площадке, прежде чем кто-то еще попытался бы убить его.

- Я убью этого Крига.

- Ты не серьезно.

- Я серьезно, - Декита Розенкранц шагала туда-сюда по тесному пространству камеры, лихорадочно поглядывая на ручной хронометр .

- Это может оказаться не так просто, дитя мое, - фыркнул архиерей Прид, поправляя свой монокль. Огромный священник возвышался над ней как особенность рельефа – его невероятное брюхо и подбородки, висевшие словно колеса на шее, выдавали в нем человека, который ел свою долю – и долю многих других – во имя Бога-Императора. – Возможно, он уже мертв.

- Я просила его заполнить эти чертовы счета.

- Счета? – повторил Прид, моргая и глядя на дверь. Его потрескавшийся монокль снова выпал из глазницы и повис на шнурке.

Розенкранц закатала рукав своего летного комбинезона, показав код из 13 цифр, выжженный на руке лазером.

- Йопалльские контрактники, - подтвердила Розенкранц и, хмыкнув, поправила рукав.

У йопалльских контрактников все входило в счет: уничтожение противника; спасение жизни союзника. Счета тщательно записывались, чтобы граждане Йопалла могли отработать огромные долги, образовавшиеся за время их детства. Корабельный комиссар, или в случае с Гвардией, ротный комиссар, был ответственен за благополучие солдат под его надзором, и в случае с йопалльцами это включало составление и заполнение счетов для отправления их властям Йопалла.

- У Крига все мои счета и моего экипажа.

Прид с сожалением кивнул, после чего сжал свои мощные кулаки и всем своим трехсоткилограммовым весом обрушился на дверь камеры. Удар получился оглушительным, и Розенкранц видела, что стена вокруг двери содрогнулась. Но дверь осталась на своем месте. Прид потер огромное плечо и разочарованно отошел в угол грязной камеры.

- Сплав дракония, наверное, крестовые замки, да еще инерционные затворы… - заметил священник.

Розенкранц, печально поникнув, опустилась на керамитовую койку.

- Зачем они это делают? Предполагается, что они на нашей стороне.

- Они ни на чьей стороне, дитя мое, - успокоительно произнес гигант традиционным священническим голосом. – Только на своей собственной.

Внезапно рев, совсем не похожий на елейный голос священника, сотряс воздух, и огромное тело архиерея содрогнулось от ярости. Он снова бросился на дверь камеры, колотя по тусклому металлу мускулистыми кулаками. Могучий священник обрушил на дверь град мощных ударов, но так и не смог с ней ничего сделать. Тяжело дыша, архиерей присел на койку. Сцена была почти комической: стройная девушка-пилот рядом с человеком-горой, каким был Прид.

- Сколько времени у нас осталось? – спросил ее архиерей.

Розенкранц помедлила с ответом.

- Час… может быть.

- Час?

- Если мы не уберемся с этой планеты через час, нам не понадобится «Избавление», чтобы улететь в космос, - уверенно ответила она.

Прид внезапно поднял руку, призывая к тишине, и неуклюже встал на ноги.

- Что? – спросила Розенкранц, но священник, казалось, не слышал ее. Прижав рваное ухо к полу, он внимательно вслушивался.

- Я должен прервать тебя, дочь моя, - сказал он, наконец, вставая во весь огромный рост и сотворив знамение аквилы. Снова он сжал кулаки и покрутил своей толстой шеей, разминая мышцы, словно борец. – Похоже, наши молитвы были услышаны.