Сергей Панченко - Warm

Гордей поднялся на насыпь по острому щебню. Ему было даже приятно ощущать его под ногами, потому что ноги на нём не разъезжались. Полотно разорвало и закрутило землетрясением. Стихия обошлась с ним, словно оно было не из металла и бетона, а из пластика и картона. Рельсы заржавели так же, как и вагоны. Влага, соли и температура не оставили им шанса.

Гордей направился по насыпи в сторону поселка. После того тяжелого пути, что он проделал, идти по ней было одно удовольствие. Насыпь достойно выдержала все испытания, справилась с землетрясением и потоками воды. Лишь в тех местах, где земля треснула, приходилось спускаться вниз и обходить разломы. Все они были полны водой и выглядели, как узкие и длинные озера.

Показались развалины железнодорожной станции. Гордея тронул суеверный страх. Начинало темнеть, а то, что он увидел, походило на место, где произошла массовая гибель людей, до сих пор не захороненных, как полагается. Территория ужаса и скорби. А выжить в тех разрушениях, которые он увидел, не представлялось возможным.

Здание вокзала сложилось и частично обрушилось на железнодорожные пути. На кирпичах видны были следы черного дыма. Видимо, развалины еще и горели. Запах в этом месте стоял специфический и пугающий. Гордей поспешил покинуть станцию, направившись туда, где находился принимающий терминал Зарянки. Он знал всех его сотрудников, многие из которых прошли через работу в городище. Их судьба волновала его больше всего.

Парка из дубов, сосен, и аккуратно стриженых кустов ирги, за вокзалом не осталось. Одинокий потемневший монумент героям Великой Отечественной сиротливо и чуждо смотрелся на фоне всеобщей разрухи. Все машины, что стояли у вокзала сгорели, после чего заржавели. Тонкий металл на капоте, крыше и багажнике у некоторых уже проржавел насквозь и начал осыпаться.

Гордей в сгущающихся сумерках боялся повстречать человеческие останки. Ему взбрело в голову думать, что не упокоенные души погибших людей с завистью взирают на него, живого и мечтают присоединить его в свои ряды. Не так представлял он себе разрушенный стихией поселок. Он ожидал увидеть что-то более яркое, пусть и в руинах. Но все выглядело одноцветным, серым, печальным и загробным. Его живая плоть выглядела на этом фоне инородно.

На месте терминала Зарянки плескалось озеро, отсвечивающее багровым в закатных оттенках неба. Длинный и широкий разлом протянулся из степи в самый поселок, прорезав разрушенные улицы. Идти по улицам оказалось проблематично из-за больших заболоченных участков. Гордей боялся налететь в них на какие-нибудь сюрпризы. Подумав, что исследовать поселок перед тьмой плохая затея, он вернулся к монументу героям, суеверно решив, что под их сенью он будет защищен от тех, кто бродит здесь по ночам.

На последних минутах перед наступлением тьмы, Гордей успел поужинать набившей оскомину квашеной капустой и микроскопическим куском мяса Гайки, запил водой и решил укладываться ко сну. Едва он перестал производить шум, опустилась давящая могильная тишина. Гордею стало жутко. Он пошарил вокруг себя рукой и нащупал камень или кирпич. Орудие придало ему уверенности, хотя применить его против тех, о ком он думал, вряд ли было возможно.

Гордей попытался уснуть сидя, но быстро отсидел на жестком камне задницу. Встал размяться и увидел вдалеке красное зарево. Вначале он испугался, что это горит Зарянка, но потом вспомнил, что он пришел с противоположной стороны. Зарево колыхалось, еще больше напоминая пожар. Гордей решил, что это может косвенно указывать на то, что огонь принадлежит людям. Самостоятельно разгореться при такой влажности или дождях вряд ли бы получилось.

От мыслей, что рядом могут находиться живые люди, Гордей успокоился и уснул. Проснулся он внезапно, от страха, что спал слишком крепко. Светало. С ним ничего не произошло. Его нехитрый скарб стоял на том же месте, что и с вечера. Следов рядом не было, серой не пахло. Хотя, если принюхаться, иногда ветер приносил легкий запах тухлых яиц.

Отсветов пожара больше не было видно. Рассветные лучи скрыли их. Утренний ветер порывами свистел в вершине монумента.

– Так, сегодняшнюю ночь пережил. Вий не пришел и, слава Богу, – гром расколол небо. – Прости, больше не буду поминать тебя в таком контексте.

Гордей решил оставить поселок на потом. Отсветы огня, которые он видел ночью, интересовали его больше. Утром суеверный страх, испытываемый ночью, показался глупым и несерьезным. При дневном свете разрушенный поселок выглядел обыкновенно, лишившись потустороннего наваждения.

Гордей перекусил и направился в сторону, где видел зарево. Он вышел на улицу, идущую от железнодорожного вокзала. Температура выжгла из нее битум, а дожди смыли верхний слой, оставив только крупную щебенку. Дорогу местами перерезали ручьи, благо большинство из них можно было перепрыгнуть. Гордей шел босиком, наслаждаясь тем, что может идти уверенно.

По сторонам от дороги лежали развалины. Многие со следами пожаров. Некоторым домам повезло во время землетрясения, но пожар их сгубил, оставив одни стены. Гордей решил, что при такой плотности застройки, огонь перекидывался по домам, как по головкам спичек. Пересохшие деревья, заборы и постройки вспыхивали мгновенно, как их сараи, сгоревшие без дыма и золы, как порох.

Ему попался гусеничный трактор, ржавый, как и все железо. Из-под его капота вытек расплавленный металл, застывший сосульками на раме, гусеницах, образовавший под трактором лужу. Металл покрылся окислами голубого цвета.

– И цветмет ржавеет, – вздохнул Гордей. – А Харитон думает, что металла будет завались, успевай только ковать.

Хорошая дорога свернула в другую сторону. Гордей надел «лыжи» и сошел в грязь. Он выдохся примерно через километр. Остановился отдохнуть и заметил валуны, разбросанные тут и там. Подошел к одному, чтобы понять их природу. Валун походил формой на расплющенную о землю лепешку, имел шероховатую пористую поверхность и не напоминал ничего из того, что знал Гордей. Он сразу решил, что это вулканические бомбы, вылетевшие из жерла разверзнувшегося вулкана.

Чем дальше он шел, тем больше этих бомб попадалось. А вскоре вся поверхность земли стала такой же, как эти бомбы. Босиком из-за острых граней по ней идти было нельзя, поэтому Гордей шел в «лыжах». Для этого они не совсем были предназначены. Вулканическая поверхность стачивала ее, как абразивом. Однако, Гордей не мог оставить это место неизученным. Он хотел точно знать, что здесь случилось.

В какой-то миг дымка развеялась и ему открылась обширное черное поле в центре которого, в огромной воронке, горел огонь. Выбивался он из-под воды, залившей воронку наполовину ее размера. Огонь поднимался из нескольких мест водного зеркала. По центру горел устойчивый факел, а по периферии пламя срывалось, затем загоралось с хлопками. Запах сероводорода стоял в этом месте невообразимый.