Александр Шапочкин - Осколки клана. Том 1

Собственно, после этой находки по-быстрому, но внимательно обыскал бесчувственное тело. Из разряда, мало ли что. Кляп-то в рот я ему, конечно, запихнул, использовав для этого его же собственную портянку, так что, если он её специально заранее не отравил, пососать заведомо смоченный ядом воротник или откусить язык не выйдет. Но проверить одежду на всякие там вшитые иглы и лезвия всё равно стоило. А затем негромко щёлкнул пальцами, привлекая внимание застывшей у люка девушки.

– Третья, – я протянул подошедшей напарнице несколько цветастых бумажек и небольшой, но пухлый блокнотик в твёрдом переплёте. – Скажи мне, пожалуйста, что я ошибаюсь…

– Это гривны, – уверенно отказала мне в такой малости госпожа Очевидность, лишь мельком взглянув на валюту соседнего Полиса, потому как её куда больше заинтересовала вторая находка. – А это, судя по всему, путевая книжка. На мове… Это киевский язык у них так называется.

– Ты его знаешь? – поинтересовался я, продолжая выворачивать карманы пленного, избавляя его от личных вещей, к сожалению, нам бесполезных и прочих опасных предметов, вроде обнаружившейся в нагрудном кармашке плоской алхимической гранаты. – А то буквы вроде знакомые, а что написано, не понимаю.

– Ну… вообще, я только ляхско-варшавский и казанский учила, – поджав губки, задумчиво произнесла девушка, перелистывая странички. – Так… ну, для нас мало чего полезного. Фактически это дневничок, в который он заносил личные заметки и кроки, касающиеся своих схоронов и таников в Зелёной Зоне. Ну и завещание написал в конце. Мол, похороните меня, братцы, в родной киевской земле, да под святым Дубом…

– Это не завещание, а что-то типа оберега-наговора, принятого у наёмников, – вставил я, оттаскивая связанного пленника подальше в угол, а его богатства перемещая на стол. – У отца что-то похожее было. Не слово в слово, конечно, но бумажку с похожей записью он всегда таскал в непромокаемой латунной капсуле на цепочке.

– Поня-ятненько, – протянула девушка и, увидев, что я прислушиваюсь к воткнутой в правое ухо колотушке, вопросительно посмотрела.

– Трёхминутная готовность, – прокомментировал я. – Сейчас внизу будет взрыв, это наш шеф, с Четвёртой буду пробиваться прямиком к «крысиному ходу», после него заходят Первый с Пятой, и начинаем спускаться мы.

Конечно же, не возясь с нами, Мистерион, как и любой другой чародей его уровня, уже давно без всяких проволочек вырезал бы весь этот ненормальный «Свищ». Но всё же мы вроде как должны были чему-то учиться, а потому наставнику приходилось подстраиваться под наши возможности, а не единолично устраивать «Утро стрелецкой казни» для отдельно взятых «вроде как бандитов».

Девушка понятливо кивнула, а затем, нахмурившись, быстро подошла к столу и взяла с него штуцерный-пулевик. Покрутила в руках, а затем, кивнув своим мыслям, передёрнула затвор.

– Я немного с шоковыми чарами не рассчитала, а там, ну, мало ли что… Вдруг кого срочно лечить придётся, – словно извиняясь, смущённо улыбнулась она. – А так хоть чем-то, кроме метания ножей, буду тебе полезна. В рукопашной… я не сильна.

Последнее я знал и так, всё-таки редко, но Сердцезарова приезжала на наши совместные тренировки. Да и не дело это чаровнице наравне с боевиком в драку улезть. Как, впрочем, и оставлять такое опасное оружие за спиной, пусть даже со связанным пленником.

– Умеешь из него стрелять? – поинтересовался я.

– Из московского штуцера доводилось, – пожала она плечиками. – Безопасники из клана на армейский полигон возили пару лет назад. А потом со стены дали пострелять по монстрам внизу. Там всегда кто-то крутится…

– Ладно, – кивнул я. – Только для начала идём максимально тихо.

Мы скользнули к спуску, и почти в тот же момент где-то на первом этаже громыхнул мощный взрыв. Здание ощутимо тряхнуло, а некоторые из больших и красивых стекол зимней веранды и панорамного окна павильона с жалобным звоном обрушились на пол. В это время я спрыгнул вниз, ухватившись в полёте за край проёма, подкорректировав падение и приземлившись на перила откидной лесенки, бывшей заодно и крышкой люка, съехал по ним, одновременно метнул нож в выбежавшего из ближайшей комнаты человека в уже знакомом камуфляже.

Бросок оказался на удивление точным, и тело с пробитой шеей отбросило, словно тряпичную куклу, накрепко пригвоздив всё ещё живого мужчину к деревянному косяку. К сожалению или к счастью, человеческий организм – такая штука, которая зачастую отказывается быстро и тихо умирать, когда это кому-то нужно, и, наоборот, способна погибнуть из-за совершеннейшего пустяка.

Прибитый к дверной раме «бандит», несмотря даже на торчащий из-под кадыка кончик рукояти ножа, попытался, как мне показалось, заорать. То ли непроизвольно, то ли до последнего исполняя долг перед подельниками, а может быть, просто рефлекторно разваливая челюсть. Пришлось резко метнуться к нему, прикрывая ладонью истекающий кровью рот, а заодно добавить лёгкий удар по солнечному сплетению, чтобы избежать эксцессов. Заодно я проконтролировал комнату, в которой он до этого находился.

Судя по всему, сменщик наблюдателя отсыпался после дневного дежурства, во всяком случае, на это намекал ещё один матрас с отброшенным в сторону одеялом и несколько порожних бутылок «Московской Белой». Еще наличествовал одноразовый глиняный кувшин, в котором уличные торгаши продают квас в разлив и приличная куча цветастых картонных коробок от «Бистро на дом» из соседних забегаловок. В остальном те же голые стены, грязь, в углу свалены какие-то ящики, отдалённо напоминающие армейские кофры.

За спиной практически беззвучно, особенно на фоне шума боя, разгорающегося на нижних этажах, возникла Маша, я же, в свою очередь, скользнул к следующей двери и, резко распахнув ее, проверил очередную комнату. А затем началась рутина. Сама по себе планировка верхних этажей здания, строившегося когда-то как доходный дом, а затем выкупленного кем-то для некоммерческих нужд, предполагала П-образный коридор с нанизанными на него комнатами-номерами и одну большую центральную залу ровно посередине верхней планки этого полукаре. В ней предполагалось проводить разнообразные собрания и прочие мероприятия для постояльцев. Однако часто именно в этих вечно закрытых комнатах действовали «шарашкины-конторы», где опустившиеся экспосадовцы, приехавшие в Полис ради лучшей жизни, на положении рабов, часто с подрезанными сухожильями на ногах, за еду и водку занимались ручной перешивкой ворованных меховых шуб и шапок.

Непонятный грохот и топот нескольких бегущих человек мы услышали, когда уже подходили к лестнице, ведущей на нижний этаж. Сердцезарова сразу же юркнула в одну из проверенных комнат, сам же я спрятался за декоративной колонной, дожидаясь приближения гостей, которые не замедлили явиться. Признаться честно, никогда раньше не видел бойцов тяжёлой пехоты – ни нашего Полиса, ни какого другого, – а именно такой пышущий паром бронированный монстр пёр, словно локомотив Перевозчиков, прямо на нас. В то время как за ним торопились двое мужчин в камуфляже, прикрываясь высокими щитами, похожими на те, что используют жандармы при разгоне бунтов и столкновениях с разнообразными ревнителями народного счастья.