Алексей Сердюк - Будем жить!

Губарев поморщил лоб с минуту, потом хитро улыбнулся и кивнул:

- Ладно, языкатый, уговорил. Есть одно… подходящее… место, заодно будете там вместо дежурной группы… прикрытия… Только учтите – тут вам не здесь, если через два дня прибежите жаловаться, как вам в кузове жить надоело – никто с вас обязанностей по… дежурству, снимать не будет!

Кажется, налицо попытка «развода» новичков… Впрочем, не факт, что именно развод получится. Губарев рассчитывает, что мы в ближайшую декаду-две заканючим разрешение вернуться в этот «рай в шалашах», но поскольку он заведомо ошибается… посмотрим, кто кого «кинет»!

Ф-ф-ффух-х-хх… наконец-то! Охота и вообще – свобода… Как-то нас резко запрягли, аж башка кругом…

«Обманка-3» одновременно и адрес воинской части, и шифр-код лагеря, и название рудника… ну, не совсем рудника, но и карьером не назовёшь… короче, места добычи сырья. И да, я угадал абсолютно верно – на «Обманке-3» добывают именно серу. Вот как раз добытчиков мы и охраняем – дабы не разбежались куда глаза глядят от такого счастья…

Лагерь (хоть военный, хоть исправительно-наказательный – один чёрт, лагерь и есть) состоит из двух условно отдельных… зон, участков, территорий… как угодно. В основном лагере, где расположены административный корпус, складские ангары, «жилой» городок, хозбытовые помещения и прочее добро, собственно, и устроена зона содержания каторжников. Их тут не сказать чтобы очень много – человек шестьдесят, может на десяток-полтора больше, пока ещё нам полные данные не сообщили. На ночь их всех загоняют в два небольших каркасно-металлических ангара, или, учитывая размеры, скорее – сарая, запирают наглухо и оставляют в покое. Утром, после побудки в шесть часов, каторжники получают свою пайку на день – обычно это аварийный морской рацион, на вкус сладковатый и жирный песочный корж; та ещё еда, но зато питательный, долгохранимый и очень компактный – тогда же завтракают, кашей с низкокачественной тушёнкой (разумеется, мяса не чрезмерно), или такими же макаронами, и отвозятся на работы. Именно отвозятся – в установленных на «уралы» арматурно-сетчатых клетках, куда загоняются под прицелами стволов дежурного караульного наряда. Из имущества им позволяется при себе иметь только личную одежду, обувь и защитные средства в виде очков, намордников-респираторов (часто – самодельных; иногда поверх выданного администрацией накручивают ещё что-то вроде ковбойского платка…) и рукавиц. Во время перевозки з/к стоят, или сидят на полу клетки, впрочем, тут и ехать-то минут пятнадцать-двадцать, так что не проблема. Некоторые, забившись в угол, торопливо глотают паёк; возможно, иначе его у них отберут более сильные каторжники, хотя подобное мы стараемся пресекать – никому не нужен шатающийся от голода доходяга вместо нормального работника… но следить за каждым и в любой момент времени всё равно не получится. Так что не удивлюсь…

Местом, где из обезьян делают пусть и плохоньких, но человеков (хотя мне всегда версия «труда облагораживающего» казалась изрядно надуманной), для каторжников служит здоровенная каверна под скальным карнизом, высотой метров десять-двенадцать, а в длину тянущаяся как минимум метров на пятьсот с лишним (на самом деле больше, и намного – просто остальная часть горного склона не огорожена). В склон эта гигантская полость врезается где на пять-семь, а где и на два десятка метров, создавая естественный навес как от погодных неприятностей (в виде, в первую очередь, палящего солнца), так и от желающей отведать человечинки местной фауны. Пусть и паршивенькая защита, конечно – но лучше, чем совсем никакой. От дикой местности каверна отделена стандартным колючим сетчатым забором в два ряда, в промежутке между которыми положено патрулировать нам, конвоирам. Расстояние между сеток около двух метров, вполне достаточно для того, чтобы при попытке нападения успеть пристрелить любого каторжника, ну и от живности отбиться тоже можно… при известном везении. Самим каторжникам приближаться к забору менее чем на метр запрещено, под страхом немедленного уничтожения. «Уралы» к этому не то карьеру, не то раскопу сопровождает, к моему полному офигению, довольно новый «тигр» с «кордом» в открытой пулемётной установке! Этот автомобиль, оставаясь на месте работ до самого вечера, служит как силовой поддержкой в случае любого ЧП – хоть с животным миром, хоть с уголовным – так и собственно местом расположения личного состава караульного наряда по пути с или на место работ, а также на время приёма пищи и отправления естественных надобностей. Наряд охраны карьера состоит из восьми человек – три пары перемещаются между сеточных заграждений вдоль охраняемой территории, ещё двое бдят в броневичке. В течении дня пары меняются, так что время нахождения «на ногах» составляет не более четырёх часов подряд; в полдень (условно – через десять часов после начала караула) разводящий со сменой приезжает, на квадрах, на них же возвращаются отдежурившие. Рабочая смена у каторжан – шестнадцать часов, с двумя получасовыми перерывами на обед; утром, перед тем как выпустить из клеток осуждённых, за сетчатую колючку завозится двухкубовая цистерна с водой, это на всю смену. Колёса стопорятся мощными стальными рамками-противоугонками, так что разогнать бочку и вышибить ею ограду быстро не получится – хотя, конечно, сбить кувалдой такой замок не проблема… вот только первый же удар по рамке провоцирует немедленное открытие огня на поражение, так записано в уставе! Нет, там, конечно, не записано «решительно защищать замок на водовозной бочке», но упомянута «…попытка вскрытия запрещённых/режимных ёмкостей, помещений, тары хранения и транспортировки…», а непосредственное применение этого пункта устава в конкретном случае нам растолковывали уже по месту, старшина, да с примерами «из жизни»…

Труд каторжников заключается в разработке серосодержащей руды. Руда довольно богатая, процентное соотношение именно серы к отходам, как меня просветил тот же Губарев (явно набивая себе цену, но мало представляя, о чём именно он глаголет), превышает 25-27%, причём разработка месторождения по сравнению с Земными карьерами или шахтами куда проще. Руду копают дедовскими методами – кирка/лопата/тачка; может, и правильно, так как залегает она сравнительно мелкими линзами, и копать экскаватором было бы не слишком производительно. Каторжники, разбившись на звенья по три-четыре человека, вырубают из пустой породы – что-то известняково-гипсовое – серную руду, дробят её до необходимой фракции, грузят в тачки и вывозят на складскую площадку, откуда приезжающий раз в двое суток вместе с самосвалами погрузчик забирает её на переработку. Кое-где уже не столько врубы, сколько полноценные штольни образовываются, ещё пару лет – и штреки появятся… Благо, пока что крепёж сводов неактуален, порода довольно крепкая и добыча идёт не сплошной лавой, а мелкими отнорками. Хотя, в некоторых врубах иногда, как рассказывали «старшие товарищи», случаются газовые выбросы, да и вообще местность у рудника какая-то неприятная, сырая, ручейки вонючие текут, дышать тяжело – мы тоже в респираторах… Объём руды при погрузке фиксируется, если итоговый результат ниже нормативного – каторжники получают массу неприятностей, начиная с ухудшения питания (нет, никто голодом не морит – а вот одними аварийными рационами кормить можно, на вторые-третьи сутки начинает от одного вида тошнить), и до карцера (закрытый стальной ящик на солнцепёке с маленьким окошком, вроде и задохнуться не задохнёшься, но день в таком можно и не пережить), дополнительных нагрузок в виде совсем уж тяжёлых работ и, как исключительная мера, расстрел на месте. Не всех – или виновников/зачинщиков саботажа (или любого иного нарушения – например, убийства со…каторжанина, к примеру), или, если речь идёт о бунте, каждого второго/пятого/десятого… как начальник лагеря решит. Эту информацию до отбывающих наказание доводят с первой минуты пребывания в лагере – чтобы понимали, какие последствия может вызвать идиотская фронда в стиле старо-земельных колоний, где «правильным ворам работать впадлу», поскольку оне «избранные»! Здесь эта «избранность» быстро и безальтернативно заканчивается либо возвратом в здравый ум, либо – под ближайшим кустом…