Евгений Прядеев - Калининградский сувенир

Но лично для меня ноябрьская непогода была спасением. Не знаю почему, но слова старого вампира ввергли меня в странное состояние грусти. Я в очередной раз задумался о Светке и наших отношениях. В какой-то момент мне стало понятно, что всё гораздо серьезнее, чем просто интрижка, именно поэтому я сделал девушке предложение жить вместе. Учитывая наличие чудесной девочки по имени Алиса, этот шаг был для меня более, чем серьезным.

С тех пор в моей душе поселился страх, что жизнь оборотня полна опасностей и может оборваться весьма неожиданно. Как там было у Булгакова?

«Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер». Вот и я точно также порой не знаю, что произойдет со мной через несколько минут, поэтому понимаю, что в один прекрасный миг моей красавице позвонит Эдик или Мирон и с горестным вздохом сообщит печальную новость.

Но этот страх не единственный. Светка до сих пор не в курсе, с кем спит под одним одеялом, и я даже представить не могу ее реакцию, если открою ей правду о своей звериной сущности. Конечно, мне хочется верить в лучшее, что она всё поймет и будет любить меня таким, какой я есть, но… Слишком много «но», проверять последствия которых мне совсем не хочется.

И сейчас Иосиф Юрьевич добавил к этим страхам еще один. Я боялся, что люди, которых я могу назвать своей семьей, могут потерять меня, но старый вампир четко обозначил мне другую, совсем неприятную перспективу. Оборотни, конечно, же не живут вечно, но вместе с тем могут провести на этом свете долгое время, гораздо большее, чем отмерено человеческой природой. И наблюдать за тем, как угасает моя любимая, может быть несоизмеримо больнее, чем если такая участь постигнет меня самого.

Поэтому для меня, погруженного в столь печальные мысли, дождь оказался просто спасением. Прекрасный повод извиниться перед нашими спутниками и, отговорившись необходимостью навестить раненого друга, договориться о встрече непосредственно в Якоре. Мирон видел мое состояние, поэтому не стал высказывать удивления, а просто поддержал предложение поехать к Костяну.

Мне показалось, что вампиры тоже поняли, о чем именно я сейчас размышляю, но тактично об этом промолчали. Они нырнули в помещение небольшой кофейни на перекрестке Ленинского проспекта и улицы Багратиона, а мы остановились под крышей крыльца какого-то магазина, дожидаясь машину такси.

— Андрюх, ну чего ты завелся? — осторожно спросил Мирон, наблюдая за тем, как я буквально в три затяжки прикончил сигарету и потянул из пачки новую. — Ну сказал упырь гадость, не подумав, так пропусти мимо ушей и забудь.

— Ну как забудь, — передернул я плечами. — Я и так переживаю, что Светка с Алиской в любой момент могут остаться без поддержки. Что с ними будет, если завтра мне оторвет голову какой-нибудь вампир или оборотень? Ты прекрасно знаешь, что мы с тобой каждый день по краю ходим.

— Смотри ты, как мы заговорили, — язвительно ответил мой друг. — То есть теперь мы будем убиваться на тему того, что ничего в мире не вечно и завтра всё может пойти прахом. И как? Ты считаешь, что Светка сделала ошибку, начав жить с тобой. Может быть, ей стоило выбрать не тебя, а какого-нибудь милого мальчика официанта? Ну а что? Общая работа, общие знакомые, потом еще и общие интересы… Оригами, например, начнут складывать по вечерам…

— Может быть, для неё и Алисы такой вариант был бы лучше, — пробурчал я, бросая в урну очередной окурок.

— А ты не подумал, что у твоей девушки есть право самостоятельно решать, как именно для неё лучше? — прищурился Мирон. — С чего ты взял, что можешь решать за неё?

Я глубоко вздохнул и.… ничего не ответил. Надо поговорить со Светкой и во всём признаться. Ни на что большее моей фантазии сейчас не хватало.

Подъехавшее такси избавило меня от необходимости продолжать столь неприятный разговор, хотя дорога до больницы «скорой помощи» всё равно показалась бесконечной. Голову отключить невозможно, также, как и просто закрыть дверь в мозг перед неприятными мыслями.

— Ого! — восхищенно выдохнул Мирон, выбравшись из такси и остановившись перед шлагбаумом у въезда в больницу. — Только не говори мне, что и это какой-нибудь памятник старины.

Больница скорой медицинской помощи, или сокращено БСМП представляла из себя действительно внушительное зрелище. Солидное четырехэтажное здание, выкрашенное преимущественно в белые и желтые цвета, сразу же дарило ощущение надежности и спокойствия. Всё будет хорошо, здесь вам точно помогут. Причем я точно знал, что здание, на которое мы сейчас смотрим, скрывает за собой еще несколько. А если пройти чуть дальше, то можно обнаружить мемориальное немецкое кладбище. Главное, не ляпнуть об этом сейчас Мирону, а то боюсь, что мы до палаты Костяна так и не доберемся.

— Ну про памятник врать не буду, — улыбнулся я. — Но дома и правда стоят здесь уже достаточно давно. Если не ошибаюсь, то при немцах здесь размещался дом престарелых.

— Надо полагать, достаточно небедных, — усмехнулся Мирон, продолжая вертеть головой. — Я себе подобные заведения всегда представлял как-то иначе, как минимум, на порядок меньше и скромнее.

— Тоже врать не буду, — пожал я плечами, доставая из кармана телефон. — Но дома призрения в Кенигсберге всегда были достаточно комфортны. Можно сказать, что это была целая система, которую поддерживали сами жители, зная, что, возможно, в будущем они сами могут оказаться клиентами подобных заведений. Если я прав, то до войны в городе было больше десятка таких мест, и все они были микстом гостиницы и санатория.

Я нашел в смартфоне нужный номер и нажал кнопку вызова. Костян отозвался практически немедленно.

— Болезный, ты там живой вообще? — вместо приветствия радостно закричал я в трубку. — На улицу тебя выпустят для перекура?

Наш приятель выглядел достаточно неплохо. Он был искренне рад нашему визиту и с удовольствием делился эмоциями, которых успел набраться за полдня, проведенные в больнице.

— Завтра-послезавтра обещают выпустить, — рассказывал Кузнечик, размахивая зажатой между пальцев сигаретой. — Я сегодня хотел уже сбежать, но врачам что-то в моей голове не нравится. Болит постоянно и какие-то анализы плохие. Я им объясняю, что там кость, а они со мной даже разговаривать не хотят.

— Ну и правильно, — поддержал я его. — Они на твоем примере диссертацию какую-нибудь защитят, а ты им себя обследовать мешаешь. Мозг в голове спортсмена! Это ж открытие, способное перевернуть мировую науку!

— Да ну тебя, — расхохотался Костян, даже не попытавшись обидеться на подначку. — Расскажите мне лучше, как я в больнице умудрился оказаться. Они мне про какое-то сотрясение мозга талдычат, но я вообще ничего не помню. Вы куда-то ушли с этим безопасником, я лег спать, очнулся уже в «скорой»…