Николай Марчук - Курьер [litres]

Что имел в виду Славик под хозяевами этого мира и куда туда должен попасть Дубровский, Владимир не понял, он понял главное: действовать нужно либо сейчас, либо уже никогда!

– Все-таки лошара ты, Славон, тебя все имеют, а ты даже об этом и не догадываешься! – с вызовом произнес Владимир, поднимаясь с колен.

– Что ты сказал? – визгливо выкрикнул младший Скворцов. – Кто это тут лошара?

– Ты! Денег было – пять баулов!!! Твой Рубенчик нашел четыре, два закрысил себе, а пятый так вообще вы не нашли, а в тех, что у тети привезли, там вообще «куклы» вместо настоящих денег, так что хрен тебе в рот, а не спокойную жизнь! – громко выкрикнул Владимир.

– Что?!! – бешеным носорогом взревел боец, стоящий рядом с Дубровским. – Да я тебя сейчас, за такие слова, – он подскочил к Владимиру и замахнулся на него прикладом автомата.

Это был тот самый наемник, с которым Рубен уединялся в лесу, пряча деньги. Дубровский упал на колени, уходя от удара, тут же разомкнул наручники, нырнул в ноги противнику и, повалив его на землю, отобрал автомат.

Короткая очередь, и стоящий рядом Славик упал навзничь, пронзенный пулями. Дубровский затравленно оглянулся, взглядом пытаясь найти путь к спасению, но бежать особо некуда – к машинам нельзя, там слишком много народу, вдоль по склону тоже нельзя, там не было ни единого укрытия, сплошная каменная равнина с редкими пучками сухой, жесткой травы. Владимир прикладом ударил в лицо пытавшегося подняться автоматчика и тут же спрыгнул с помоста вниз, приземлился на ноги и юркнул под деревянный мосток. Несколько раз выстрелил сквозь деревяшки настила и побежал вниз по склону. Сверху кричали люди, раздалось несколько выстрелов, Дубровский огрызнулся в ответ короткой очередью, а потом впереди встала непреступная стена чёрного тумана. Владимиру стало не до стрельбы, он зажмурил глаза и прыгнул в жуткое, клубящееся марево.

Туман оказался плотным как кисель и чёрным как сажа, двигаться в нем было тяжело. Дубровский чувствовал себя будто муха, угодившая в тягучую, липкую смолу. Дергаешь, сучишь лапками, а выбраться из ловушки не можешь. Вокруг стояла мертвая тишина, никаких звуков. Крики, выстрелы, топот погони – все это осталось снаружи… там, где были солнечный свет и люди. Здесь, в этом проклятом тумане, не было ни единого признака жизни. Не было света, не было звуков, не было запахов. Лишь чёрное марево вокруг, которое ощущалось кожей. Туман заползал под воротник, трогал распахнутую грудь, сквозь прорези в одежде касался открытых ран. Туман был живой, он, подобно коварному, но осторожному хищнику обнюхивал свою жертву, знакомился с ней, чтобы понять, как бы половчее расправиться с ней, найти слабое место, брешь в броне, чтобы один раз, но наверняка вцепиться клыками и убить.

Вместе с липкими прикосновениями клубящейся тьмы пришел и страх, хотя нет, какой, к чёрту, страх! Пришел ужас!!! Паническое ощущение безволия и собственной слабости, как в детстве, когда тебе пять-шесть лет, ты просыпаешься посреди ночи от странного скрипа и везде мерещатся чудовища и монстры, а ты дрожишь от страха и боишься пошевельнуться, потому что знаешь, как только дернешься, монстры и чудовища мигом накинутся на тебя и утащат в свое логово.

Дубровский дернулся, бешено закричал во все горло и щедро полоснул веером длинной автоматной очередью. Боек сухо щелкнул, немногочисленные патроны в магазине закончились.

– А-а-а-а! Убью, к херам собачьим!!! – что есть сил выкрикнул Владимир и ломанулся вперед, не видя дороги и не понимая, что делает. Он бежал вперед, грозно размахивая бесполезным автоматом.

Долго бежать у Дубровского не получилось, он споткнулся обо что-то мягкое и растянулся во весь рост. Упал на груду какого-то тряпья, попробовал встать, руки разъехались в жидкой грязи, Владимир вновь повалился лицом на землю, уткнувшись носом в твердую плоть окостенелого трупа. Волна омерзения и брезгливости на какой-то миг вытолкнула все панические страхи, Дубровский подскочил как ужаленный, прыгнул вперед, но тут же вновь поскользнулся и упал навзничь… упал неудачно, ударился затылком обо что-то твёрдое. На какое-то время Владимир провалился в темный омут беспамятства.

Очнулся Дубровский от ноющей боли в ноге, в том самом месте, где его плоть продырявила пуля. Боль пульсировала и ныла, как будто её терзал и рвал мелкий зверек, его острые зубки впивались в кожу, зажимали небольшой кусочек человеческой плоти, потом зверек активно мотал своей головой, и добыча исчезала в прожорливой глотке.

Владимир так отчетливо представил эту картину, что, когда он провел рукой, чтобы ощупать свою ногу, и его пальцы наткнулись на комок шерсти, издавший воинственный иск, он ни капельки не удивился.

– Твою ж мать! – выругался в сердцах Владимир, ухватил пищащий комок шерсти посильнее и, широко размахнувшись, закинул грызуна подальше от себя.

Улетая, комок шерсти издал такой громкий визг, переходящий в ультразвук, что у Дубровского заболели уши. Неожиданно вокруг поднялся целый гвалт разнотонального гомона: треск, писк, скулеж, пронзительные визги, перестукивание и утробное рычание полетели со всех сторон.

Владимир испуганно вскочил на ноги и затравленно огляделся вокруг, черный туман, который до этого стоял непроглядной стеной, немного развеялся, его сменила сероватая дымка, стелящаяся возле самой земли, которая хоть и была довольно плотной, но сквозь неё проглядывались очертания окружающих предметов.

Дубровский разглядел, что вокруг него, везде, куда бы он ни посмотрел, взгляд упирался в человеческие останки. Трупы разной степени разложения валялись повсюду – где-то поодиночке, а где-то и целыми грудами, сложенными в причудливые пирамиды из разложившихся тел. Часто попадались обглоданные костяки, отполированные черепа и горы тряпья.

Глянув себе под ноги, Дубровский чуть было не обделался от страху – мимо него проползла человеческая голова с застывшей предсмертной маской ужаса. Владимир собрался было уже заверещать от страха и броситься бежать сломя голову, но приглядевшись, понял, что голова ползет не сама по себе, а её тащит какое-то животное, внешне похожее на мохнатого паука, но с огромными желваками, в которых тварь и держала голову.

Происходящее было не чем иным, как кошмаром… ночным кошмаром, такого в реальности просто быть не могло… потому что? Потому что не могло быть, и точка!

Тьма над головой сгущалась, Владимир поднял глаза к небу и ужаснулся: там в высоте висело море чернил, которые никак не могли быть тучами или облаками, нет, даже на вид было понятно, что висящая над головой тягучая жидкость имеет не природное, а какое-то потустороннее, неестественное происхождение. Порождение злых, чертовских чар. Дубровский сразу вспомнил, как водитель «буханки» истово крестился и запрещал одному из пассажиров чертыхаться.