Константин Калбазов - Сборник фантастический циклов-2. Компиляция. Книги 1-21

Кстати, подобный подход был определен и для иных полков. Но в первую очередь это коснулось Низового корпуса, где это произошло одномоментно во всех полках. Роспись котлового довольствия осуществлялась не на глазок, а с привлечением медицинской коллегии.

Не забыл Петр и о том, что войска должны были отправляться в походы. А потому уже действовал небольшой заводик, где производились полевые кухни. Ими планировалось снабжать войска из расчета одна кухня на роту.

Словом, быт гвардии сильно изменился. И пусть не все было им по вкусу, в частности вопрос с питанием, так как раньше они могли что-то сэкономить из выдававшегося жалованья. Зато теперь у каждого была своя койка, свое место для имущества на полке в кладовой. И никогда не случалось лечь спать на голодный желудок, что раньше было не редкостью, во всяком случае, у любителей гульнуть разок-другой, а потом ходить с подведенным брюхом.

Не забывал Петр и о личном общении с гвардейцами. Кроме того, что посещал расположение полков, нередко столуясь вместе с гвардейцами, он еженедельно проводил с ними занятия. Для этой цели был выделен один день в неделю, когда император проводил занятия с назначенными тремя ротами от каждого полка.

Многое было сделано, чтобы завоевать доверие и преданность этих отборных бойцов. Многое. Но, как видно, все же недостаточно. Или он что-то делал не так. Пусть в предательстве принимали участие только три роты Преображенского полка, и даже в них не все знали о происходящем. Но зараза предательства проникла в ряды гвардии, и ее следовало сначала выжечь, а затем заняться заживлением раны.

Преображенский полк был лишен звания гвардейского и уже находился на пути к новому месту службы. Низовой корпус вполне подходил для проштрафившихся. В Прикаспийской губернии продолжались конфликты с местным населением. Нередко случались провокации со стороны персов и турок. Да и Левашов просил подкрепления. Что же, преображенцы подойдут для этого, как никто другой. Послужат, постоят за Россию-матушку, а там, кто знает, может, и заслужат, чтобы Петр вновь взглянул в их сторону с особым вниманием…

Барабанная дробь оборвалась разом, погрузив крепость в тишину. Что же, момент настал. Решением суда заговорщики приговорены к смертной казни. Но если вся верхушка будет казнена всенародно в Сампсониевской слободе [23] Сампсониевская слобода – первичное название Выборгской стороны, где проводились публичные казни государственных преступников. путем усекновения головы, то гвардейские офицеры и сержанты, напрямую причастные к заговору, закончат свой бренный путь здесь. Сержантов обезглавят. Офицерам предстояло принять особую казнь. Сначала они должны были наблюдать смерть своих подчиненных, а потом подвергнуться четвертованию.

Жуткое зрелище. А главное, несмотря на то что привлечено четыре палача, скоро не закончится. Ушаков отговаривал Петра от этого шага. Или хотя бы приказать гвардейцам явиться на казнь без оружия и ни в коем случае не удалять гарнизон крепости. Однако император остался непреклонен.

– Андрей Иванович, ты уж извини за неуважение к годам твоим, но глупость говоришь. Что за гвардия без оружия на торжественном, пусть и скорбном построении. А потом, взбунтуются, так и руками порвут на части.

– Петр Алексеевич, ну тогда всенародно…

– Нет. Это дело касаемо меня и моей гвардии. Потому никого, кроме нас, там не будет.

– Ну давай я хотя бы особую роту тайно расположу в крепости. Ни одна собака не прознает. А случись беда, так они сумеют помочь.

– Все тайное становится явным, Андрей Иванович. Я целиком доверяю и тебе, и твоим офицерам, и особой роте. Но вы моя тайная сила. Они же – явная. Я должен знать, насколько могу доверять им.

– Петр Алексеевич, позволь мне сопровождать тебя. Без моих орлов. Одному, – исподлобья взглянув на государя, попросил Ушаков.

– Спасибо, Андрей Иванович. Не сомневался в тебе. Век эти слова не забуду. Но прости. На помосте я буду один.

Вот он и стоит один. Казалось бы, на него устремлены тысячи глаз, но он отчего-то видит их словно по отдельности. Взгляды разные. Одни тревожные. Другие безразличные. Третьи наполнены гневом, но не понять, на кого он нацелен. То ли на приговоренных, стоящих на эшафоте под охраной сборного караула из двух полков. То ли на того, кто затеял эту казнь. Есть немало и тех, кто взирает с надеждой, уповая на то, что в последний момент император помилует преступников. Но ничего такого не будет.

Тишина, повисшая над плацем, нарушается только карканьем воронья. Странное дело. Вроде конец лета, и эти падальщики не должны сбиваться в большие стаи. Однако они собрались, и в немалом количестве. Что это? Может, знамение?

Петр сглотнул и сделал шаг к перилам. Это дело касается только его и его гвардии. Ему еще не раз придется доверять им свою жизнь и стоять плечом к плечу на поле брани. Он просто обречен продолжить дело своего великого деда, потому что этого требуют интересы России. Именно по этой причине, хотя императору такое и не пристало, приговор он зачитает лично. Чем это для него обернется, он не знал. Возможно, он совершает большую ошибку. Но решение уже принято, и он не намерен отступать…

– Громов Евсей Иванович, отпущен из гвардии по выслуге лет в марте одна тысяча семьсот тридцать шестого года и определен на поселение в Веселовский уезд, – вслух прочитал полковник представленную ему бумагу.

– Точно так, господин полковник.

Странно все же смотрится крепкий мужчина сорока с лишним лет, в крестьянской одежде, тянущийся во фрунт. Оно, конечно, понятно: солдат, только уволенный от службы. Но все же глядеть на это одна потеха.

– Где же ты так подзадержался, ингерманландец? – не удержавшись от улыбки, поинтересовался командир полка, а заодно и военный комендант уезда. – Последние поселенцы прибыли еще в середине лета.

– Не мог я раньше, господин полковник. Дети сильно хворали. Почитай, с того света вернулись. Сначала болели, потом ждал, пока в силу войдут.

– И сколько их у тебя?

– Трое. Два мальчугана да девка.

– Дочери сколь будет?

– Шестнадцать.

– Угу. Ну с дочкой можешь прощаться. Долго в твоем дому не задержится. Тут с невестами тяжко, а потому местные женихи гоголями ходить станут. Чай, красавица?

– В мать удалась, – тепло улыбнувшись, подтвердил мужчина.

– Вот я и говорю, готовься свадебку справлять. Самое долгое к осени сваты припожалуют.

– То не беда. Отвадить не долго. Пускай еще пару годков слюни попускают, – благодушно ответил ветеран.

Нравился ему этот полковник. Не гордец, в обращении прост, хотя и видно, что обладает характером жестким. Подобное поведение свойственно тем офицерам, что частенько хаживали под пулями, деля со своими солдатами все тяготы и лишения воинских походов. Тем, которые видят в солдате не быдло бессловесное, а боевых товарищей.