Олег Богай - Чистилище

— Умник? Подожди. У меня есть вопросы… — я постарался остановить уходящего вдаль демона, но не смог сдвинуться с места — какая-то сила затягивала меня внутрь тумана.

— Надеюсь, мы с тобой сможем полюбоваться зеленым лесом. И шумом обливающихся кровью людских сердец.

— Я… — что «я» договорить не получилось — розово-белое нечто окончательно поглотило меня.

Заброшенная станция метро. Тусклы свет тусклых фонарей медленно падает на куски разбитых, покрытых пылью, кирпичей. Осколки стекла рядом. Выцветший мусор человеческой цивилизации: пластиковые пакеты, банки, бутылки, окурки, железные прутья, ржавый лом. Станция на пике собственного уныния; она близка к полному запустению и разрушению, но еще не достигла его.

Позади меня полуразрушенная, полуразвалившаяся стена красных кирпичей. Она же перекрывает выход слева и справа, там, где должны быть эскалаторы. Стены и потолок покрыты паутиной. Это следы огромных, каждый с ладонь, черных пауков, которые прячутся и иногда показываются из-за дырок в стенах, оставшихся на месте отсутствующих кирпичей. Медленно стекает капля пота. Длинные волосы лезут в лицо.

Шаг вперед, подальше от стены с пауками: скрип. Мерзкий, протяжный, ужасающий. Скрип металла об металл, который, кажется, достигал души и всеми способами старался разорвать ее. Через секунду с другой стороны станции показался состав. Искореженный, как только возможно, ржавый поезд. Со сломанными дверями, выбитыми окнами, отставшей краской баллончиков, с торчащими в изуродованным металлическим каркасом, выступающим в разные стороны. Водителя не было. Состав из пяти вагонов двигался самостоятельно.

Визг, западающий в душу. Пронзительный писк, который действует прямо на мозг. Поезд остановился. Наступила тишина, которая была хуже любого грома, любого лязга металла и даже протяжного, мерзкого скрипа. Казалось, все монстры мира одновременно затаили дыхание и ждут удобной секунды, чтобы выпрыгнуть из своих пристанищ и наброситься, обнажив клыки, на меня, выпить мою теплую кровь.

Одна из лампочек поезда замигала красным. Затем послышался скрежещущий звук механизмов. Дверь, на которой отшелушивеййся белой краской было написано «Дальше только СУЕТА», резко открылась. Грохот сотряс помещения, посыпалась древняя пыль, а и из своих нор повылезали черные, раздраженные звуком пауки, которых оказалось на удивление много: по нескольку черных монстров с множеством красных глаз на каждый квадратный метр территории.

Еще один шаг вперед. И еще. Что-то тянуло меня туда. Наверное, это было банально желание убраться как можно дальше из этого мрачного, покрытого пауками и их паутиной, места. Даже тот факт, что место в которое я иду, еще более мрачное, меня не останавливал. Покрытые засохшим налетом крови, истерзанные сиденья, хладный склизкий пол, мерцающая одинокая тусклая лампа, вонь тухлой древности и деревянная табуретка посередине вагона.

Раздался скрежет, затем грохот — дверь закрылась. Скрип — поезд тронулся. Медленно я поплыл сквозь станцию, кишущию черными пауками. В окно смотреть не хотелось, но еще меньше хотелось наблюдать свое окружение или, того хуже, закрыть глаза. Лучше уж тешить себя тем, что вот он я, уезжаю подальше от всего, подальше от той плохой ситуации в которой находился, от черных, поджидающих из каждого угла пауков; дальше в неизвестность на страшном поезде. В неизвестность, куда я не хочу заглядывать, озираясь на свое пугающее прошло.

— Прошу простите, — скрипящим, до ужаса хриплым, будто стеклом по стеклу, сказал кто-то позади и я почувствовал легкие толчки в спину, — извините, подвиньтесь.

Рядом со мной, максимально плотно ко мне встал мертвец. Иссохший труп, от которого разило смрадом разложения вцепился в поручень. Я не мог пошевелиться из-за шока и просто стоял и рассматривал серое лицо без глаз, но с остатками насекомых (возможно с еще живыми, но они не двигались); облезлую кожу, узкую полоску губ, обвисший и почти полностью съеденный нос. На мертвеце была грязная офисная одежда: белая (уже нет) рубашка, брюки, ботинки, которые из-за естественного увядания стали ему на несколько размеров велики, из-за чего мертвецу приходилось постоянно мерзко пошарпывать ими.

— У меня что-то на лице? — прохрипел он, повернув ко мне голову. — Вы просто меня так тщательно рассматриваете. — Смрад его рта был несопоставим ни с чем остальным. Ко рту поступил рвота. Я сдержал позывы в себе.

— А..? — я не сразу понял, его он от меня хочет. — Н-нет. Н-ничего. — Заикаясь ответил я.

— Тогда не стоит на меня так пялиться. — он отвернулся.

Я последовал его примеру. Мертвец сильнее прижался к моему плечу.

— Вы, — я заикнулся совершенно автоматически, — Вы, — было тяжело собраться с мыслями, что-то внутри кричало, что в этой ситуации все не так, — Вы не могли бы не прижиматься ко мне.

— Молодой человек. — он вновь с недовольно повернулся. — Это метро. Здесь все к друг другу прижимаются. Думаете, я хочу касаться всех этих прекрасных людей?! Но увы, мне нужно спешить на «любимую» работу, на которую я, кстати говоря, опаздываю. Так что, молодой человек, будьте любезны потерпеть мое присутствие.

Я не нашел, что ответить. Вагон был по-прежнему пуст. Только я, табурет и мертвец, спешащий на работу.

Труп аккуратно поднял руку, приподнял подбородком рукав и, посмотрев на разбитые, давно прекратившие свой ход часы сказал: точно опоздаю, молодой человек. И тогда мой босс снимет с меня три шкуры.

Дальше ехали в тишине. Я смотрел в темное окно. Не замечать мертвого попутчика было тяжело: от него разило смертью, его испачканная одежда прижималась к моей. Однако что-либо изменить, отойти или же возмутиться я не мог. То ли стеснение, то ли страх заставляли меня терпеть мучения и смиренно смотреть в черное разбитое окно, ожидая что там, дальше, в будущем, все будет намного лучше, что я приеду на нормальную станцию и все будет нормально. Будущее долго не наступало: время имеет неприятное свойство тянуться, как жевательная резинка, когда за ним следишь и пролетать незаметно, если не поглядывать на часы.

Протяжный скрип.

— Конечная станция. — видоизмененный, с жуткими помехами, противный мужской голос донесся из единственного, держащегося только на одном проводе, динамика. — Поезд дальше не идет. Просьба, выйти из вагонов.

— Вы выходите? — мертвец посмотрел на меня, я чуть заметно кивнул. — Тогда проходите. Мне просто на следущей: в центре работаю. — Сквозь мерзость его голоса пробились нотки бахвальства.

Мертвец уступил мне дорогу. Я подошел к той же двери, через которую зашел. Она была закрыта. Но мое недоумение в скором времени было прервано: вновь лампочка, вновь скрежет и вновь удар — врата отворились.