Дмитрий Янтарный - Исполнение

— Так это же здорово, — неожиданно Громдан искренне обрадовался, — если у меня будет братец-дракон… о, как мы все будем счастливы, Дитрих, ты даже не представляешь…

Внезапно он умолк и уже новым взглядом посмотрел на Дитриха.

— Значит, вот что тебя гложет, дракон, не так ли? Боишься в один день оказаться чужим для своего ребёнка?

— Да. Очень боюсь, — ответил Дитрих, — я не сомневаюсь, что здесь у него будет всё, чего только можно пожелать, и что воспитание у него будет достойное. Но вот то, что однажды у меня с ним будут такие же отношения, как у Кариста со своим отцом… Мне даже думать об этом больно.

— Здесь я тебе ничего не могу посоветовать, — развёл руками Громдан, — когда я рос, мне как-то не приходило в голову задавать вопросы об отце. Банально не было времени. Ну а когда всё-таки спросил, мама рассказала о нём. И, раз уж у неё родился я, значит, в какой-то момент времени она его действительно любила и считала хорошим гномом. Но в большинстве своём она предоставила мне возможность самому с ним познакомиться и составить о нём впечатление. Так что не переживай, наговаривать на тебя плохого никто не станет. И когда твой ребёнок однажды прилетит к тебе и скажет: «Здравствуй, папа», дальнейшее будет зависеть только от тебя.

— Благодарю, — Дитрих кивнул и вместе с Меридией поднялся на ноги, — это был очень полезный разговор. Благодарю вас за откровенность.

— Всегда пожалуйста, — Громдан тоже встал проводить гостей, после чего поинтересовался, — вам никогда не говорили, господин дракон, что вы мыслите слишком взросло для своего возраста?

— Неоднократно, — с усмешкой ответил Дитрих, — всего вам хорошего…

Кинаэля они нашли в том же положении, что и в первый раз. Эльф-привратник поворчал, конечно, что из его пропускного пункта сделали проходной двор, но драконов всё же выпустил. И на поверхности Дитрих и Меридия почувствовали небывалое облегчение. Да, конечно, подземные эльфы оказали им очень тёплый и радушный приём, и все же открытого неба над головой для драконов не могло заменить ничто.

Несмотря на то, что уже вечерело, и овцы начинали беспокойно блеять, пастушок и не думал просыпаться. Впрочем, понять его можно. На него как раз падало вечернее солнце, приятно согревая, а надвинутая на глаза соломенная шляпка, в первый раз не замеченная, закрывала глаза от света. Драконы и сами любили побаловаться подобным, ведь погреться в лучах уходящего солнца для драконьего тела было наслаждением особого сорта, которое нельзя было передать словами.

Впрочем, нельзя было сказать, что стадо осталось совсем без присмотра. Один раз драконы успели увидеть чёрную змею, которая скользила между овцами. Пока они добирались до пастуха, то даже успели увидеть, как кобра может действовать. Когда от стада отбилась одна овца, Гине поспешно заскользила к ней и, поднявшись перед её мордой, несколько секунд смотрела ей в глаза. После чего овца покорно побрела обратно.

— Ну, и чего вам опять надо? — недовольно спросил Кинаэль, которому не дали насладиться дрёмой в лучах уходящего солнца, — не смогли с мамкой договориться, что ли?

— Для того, чтобы мы могли с ней договориться, нам сначала нужно поговорить с вами, — ответил Дитрих, — если вы, конечно, не против.

— А со мной-то что говорить? — хмыкнул Кинаэль, казалось, искренне удивившийся, что до его мнения кому-то есть дело, — я тут ничего не решаю. Хоть и сын главного советника, а вон — стадо пасу. Какой с меня может быть спрос?

— Да будет вам прибедняться, — не выдержала Меридия, — может быть, среди людской расы быть пастухом — невелика заслуга, хотя и тут можно поспорить. Вы же своим народом были допущены на поверхность, чтобы следить за стадом, мясом с которого наверняка весь город кормится. При таких условиях вы не могли не пройти соответствующую подготовку, в том числе и боевую.

Кинаэль одобрительно посмотрел на Меридию.

— А вы, девушка, тоже соображать умеете, — уважительно кивнул он ей, — только это ничего не меняет. Я по-прежнему не понимаю, о чём со мной можно говорить. Сколько здесь овец, и сколько с них мяса и шерсти уходит в Скьярн каждый месяц, вас вряд ли интересует. А больше со мной и говорить не о чем.

— И всё же поговорить есть о чём, — настойчиво сказал Дитрих, — и потому мы спрашиваем у вас разрешения, потому что тема эта для вас может быть неприятна.

— Да спрашивай, спрашивай, — хмыкнул Кинаэль, принимая сидячее положение, — уже и самому интересно стало, что там за тема такая, что сами драконы передо мной, простым пастухом, такие танцы вежливости наворачивают.

— Я хотел бы спросить вас о… вашем отце.

Стоило отдать должное Кинаэлю, эмоции в себе он сдержал, хотя Дитрих и Меридия и уловили вспышку хорошо скрытого неудовольствия в виде мимолётного колебания Пурпура.

— Ну, хорошо, — сдержанно сказал пастушок, — и что вас именно интересует?

— Какие у вас с ним отношения? — осторожно спросил Дитрих.

— Я знаю, что он существует. Мне этого, в принципе, достаточно, — хмыкнул Кинаэль.

— И что, он ни разу даже не попытался увидеться с вами? — поинтересовалась Меридия.

— Ну почему же, — ядовито ответил Кинаэль, — пытался. И это было самой большой моей ошибкой.

Он замолчал, явно вспоминая что-то очень неприятное. После чего продолжил:

— Когда я достиг местного совершеннолетия, то уже давно интересовался своим отцом. И от матушки я получил подробные инструкции, как и где его найти. Уже к тому времени я полностью завершил своё обучение, и потому мог постоять за себя и позаботиться о себе. Я прибыл в город, где он, как мне рассказали, уже успел стать герцогом. Одной только встречи с ним я добивался целую неделю. Вот только случилась она не совсем так, как я ожидал.

Веточка, которая в этот момент попала к нему в руки, треснула. Но он этого даже не заметил, продолжая сминать щепки.

— Чего только я о себе за эту неделю не наслышался. Экзотическая тварь и остроухий выродок были ещё не самыми плохими словами. В конце концов, я не выдержал и кинулся с кулаками на одного особенно горланистого, мнящего себя остроумным. И, как ни странно, это ускорило встречу с моим отцом. Меня привели к нему под стражей. И знаете, что я увидел? Десяток его детей, которые алчными глазами смотрели на него, вернее, на его кресло. И тогда я понял, что даже не хочу говорить ему, кто я такой. Зачем? Для него я буду всего лишь ещё один претендент на его драгоценное герцогское кресло. Мне от него ничего не нужно. Так что меня бросили в темницу, той же ночью Гине стащила для меня ключи, и я убрался оттуда, оставив письмо от матери в камере на память.

— Значит, — осторожно спросил Дитрих, — вы не дали ему даже шанса с вами познакомиться?