Анатолий Подшивалов - Господин изобретатель [≈ Господин Изобретатель. Часть I (СИ) + 1-я глава книги Господин Изобретатель. Часть II (СИ)] [litres]

Некоторое время Дианин молчал, и я подумал, что он сейчас откажет, наконец, профессор «очнулся» от раздумий и принялся разглядывать лист со структурной формулой.

– Уважаемый коллега! Я думаю, что мы сможем помочь вам, – обнадежил меня профессор, – есть некоторые вопросы к синтезу, но я посоветуюсь со своими сотрудниками, для чего сегодня же соберу заседание кафедры по вашей проблеме. Не сочтите за труд заехать ко мне завтра в 11 часов. И вы не против, если я приглашу на эту беседу также и профессора Максима Семеновича Субботина с кафедры общей хирургии? Максим Семенович, можно сказать, основатель школы асептики в России и очень интересуется вопросами микробного заражения ран и проблемами их лечения [78] Кафедры микробиологии как таковой до 1923 года в ВМА не было, а кафедра инфекционных болезней была организована С. С. Боткиным в 1896 году по возвращении его из заграничной стажировки, в том числе и у Пастера в Париже. .

– Конечно, не против, – ответил я с радостью от того, что все решается наилучшим образом, – без микробиологических исследований мы ведь не сможем подтвердить антибактериальный эффект, а лечение инфицированных ран – важнейшая задача военно-полевой хирургии. Как вы считаете, мне нужно остаться на сегодняшнее заседание?

– Думаю, что нет, уважаемый коллега, – сказал Дианин, улыбнувшись, – дело в том, что молодых сотрудников будет смущать присутствие незнакомого человека, да еще и изобретателя, и они будут стесняться высказать свои идеи, которые им могут показаться дурацкими, а на самом деле способны принести наибольшую пользу. В дальнейшем, конечно, я познакомлю вас со своими сотрудниками и представлю вас как автора изобретения.

Вот как, оказывается, идеи «мозгового штурма», где каждый может высказывать самые «завиральные» мысли, родились задолго до компьютерной эры, Билла Гейтса, Ли Якокки и иже с ними.

Уверив профессора в своем искреннем почтении, я пошел, благо близко, в Артиллерийскую академию, меня беспрепятственно пропустили, лишь только я назвал свое имя, и я направился в лабораторию Панпушко. Там я застал штабс-капитана и трех унтеров, причем один из них был в противогазной маске, несмотря на наличие вытяжного шкафа. Все были заняты получением тринитротолуола.

– Вот, с утра работаем и уже фунтов пять получили, – кивнул штабс-капитан на деревянный ящик со знакомыми желтыми кристаллами, – а это моя команда: Василий Егоров, Петр Виноградов и Егор Шавров.

Мы прошли в выгородку, где был кабинет капитана.

– Я много думал над конструкцией запала, – сказал Семен Васильевич, – ничего похожего у нас еще не делали, да и, похоже, за границей тоже. Были гренады (или гранаты) с огнепроводным шнуром, который поджигали и бросали снаряд. Для этого отбирали специальных метателей, отличающихся физической силой, ловкостью и точностью броска, потом их назвали гренадерами, образовали из них отдельные подразделения, а потом и воинские части. Сейчас от этих частей остались только названия вроде «лейб-гвардии гренадерский полк» да высокие медные шапки к парадному мундиру, а когда-то эти шапки ввели для того, чтобы поля треуголки не мешали броску рукой. Пороховые круглые гренады с горящим фитилем остались лишь на пряжках ремней этих частей, никто гранатами такого вида не пользуется, мы же собираемся сделать практически новое оружие, как вы выразились, «карманную артиллерию». Поэтому я предвижу осложнения чисто бюрократического характера.

– И что же это за осложнения, – поинтересовался я, – кто будет командовать этими частями и кто они будут по сути: пехота или артиллеристы? (Вот последнее – вряд ли, но показывать придется сначала артиллеристам, они же проводят испытания.)

– Да, вы правы, Александр Павлович, – сказал Панпушко с некоторой озабоченностью и печалью в голосе, – я хорошо знаю нашу бюрократическую машину, когда мнение одного генерала может загубить все дело. Достаточно одному спросить, есть ли что-то подобное за границей, и, узнав, что нет, заявить, что, мол, и нам не надо. Другой спросит, а зачем вообще они, эти самые гранаты, если есть пушки? И все, на этом испытания будут закончены, даже если все взорвется, как надо.

– Поэтому я бы начал с обычных снарядов, оставив гранаты в виде сюрприза, на закуску, так сказать, – предложил капитан свою идею организации показа. – Я приблизительно понял, как заставить взрываться снаряды с вашим тринитротолуолом, или ТНТ (ТриНитроТолуол), думаю, что так лучше звучит: «тэ-эн-тэ».

– А давайте назовем боеприпас так же, как и ручную бомбу: снаряды Степанова – Панпушко и букву Ф – фугасные, то есть ССПФ.

(Для справки: в Русско-японскую войну фугасных снарядов русская полевая артиллерия не имела, а вот японцы имели такие снаряды, снаряженные шимозой [79] В японском языке нет такой шипящей, как русская буква «Ш», там есть свистящий звук между «С» и «Ш», поэтому японского изобретателя звали Симосэ, так же как нет таких блюд японской кухни, как «суши и сашими», а есть «суси и сасими». – японским вариантом тринитрофенола (лиддита или мелинита). Русская артиллерия имела только шрапнельные снаряды, рассчитанные на наступающую пехоту и малоэффективные, если пехота находится в укрытии. Так, если японцы даже не в окопах, а спрятались за какой-нибудь глинобитной фанзой, то русская шрапнель бессильна их там достать, в то время как шимоза просто разнесла бы эту фанзу вместе с солдатами и засыпала кучей осколков окопы, перемалывая их. Поскольку одна из целей нашего героя – не дать России проиграть Русско-японскую войну, ему надо дать русской армии к 1904 году (а желательно – раньше) достойное оружие.)

Панпушко опять стал отнекиваться, но я видел, что его уже захватила идея ТНТ, и надо же удовлетворить самолюбие подвижника науки – кому не хочется, чтобы его именем назвали новинку, которая будет пару десятилетий на слуху.

– Семен Васильевич, а когда можно будет ожидать первых стрельб новыми снарядами? – задал я животрепещущий вопрос. – Насколько я понял, наше время не бесконечно и надо будет дать ответ Арткому об испытаниях.

– Вы абсолютно правы, Александр Павлович, – ответил капитан, – по моей вине и так испытания задержались почти на три месяца, и я чуть было не отправил в ГАУ отрицательный отзыв. Думаю, что мы можем через неделю произвести первые полигонные стрельбы снарядами калибра 87 мм [80] Стандартный калибр полевой артиллерии – крупповское орудие 8,7 см, которое сменила сделанная по французской теории маневренной войны (одно орудие, один снаряд) трехдюймовка образца 1900 года, с которой мы влезли и в Русско-японскую, и в Первую мировую войны, вовсе не имея снарядов-гранат (считалось, что шрапнельная трубка, поставленная на удар, позволит разносить укрепления, как бы не так!). В русском журнале «Разведчик» весной 1905 года было опубликовано письмо русского офицера с передовой: «Ради бога, напишите, что необходимо сейчас же, немедля заказать 50–100 тысяч трехдюймовых гранат, снарядить их сильновзрывчатым составом вроде мелинита… и вот мы будем иметь те же самые “шимозы”, которые нам нужны, и ах как нужны. Японцы начинают ими нас бить с дистанций, превосходящих действие нашей шрапнели, а мы им можем ответить лишь шрапнелью с установкой на удар – результат поражения которой нулевой…» . При удачном раскладе еще через несколько дней – зависит от скорости изготовления ТНТ – проведем стрельбы и шестидюймовыми снарядами. Я извещу вас о готовности боеприпасов. Потом займемся окончательными стрельбами из двух калибров и попробуем подготовить к показу гранаты. Про запал буду думать, возможно, придется делать что-то, как у Нобеля в его капсюле-детонаторе с гремучей ртутью № 8, приспособив под наши нужды, хотя не нравится мне эта гремучая ртуть – проблемы с ней будут, может быть взять азид свинца?