Константин Калбазов - Кентарх [litres]

Церковная братия настаивала на том, что храм непременно нужно ставить из камня. Михаил гнул свою линию, мол, из самана получится ничуть не хуже. Вон на Руси из дерева ставят, и ничего, стоят. Но пока только лишь нарвался на епитимью. На которую положил с прибором. Додавит, согласятся на саманный дом божий. Никуда не денутся. А Зосиму предупредил, что господину своему он может докладывать что угодно. Это его долг. Но если Романов узнает, что тот наушничает церковникам, прирежет, как барана.

Из мастерской доносится звон металла. Ребятня выполняет поставленную им задачу. Кузнеца бы взрослого подобрать. Да откуда его взять-то? Вот если бы был среди пленников, то за свой счет выкупил бы из неволи. Но такового не оказалось.

Из расспросов новых поселенцев выяснил, что кузнецы обычно гибли при штурме поселений, потому как мужики зачастую дюжие и бьются люто. Случалось, и вязали. Как же без этого. Но сразу отделяли и вместе с семьей под охраной уводили прямиком в стойбище.

Эх, а кузнец нужен. Там, где железо, без него никак. В воинском же поселении металла хватает. Да и сельхозинвентарь все время в починке нуждается. Кстати, в табличках есть пункт и по кузнецу. Михаил его каждый раз повторяет, но Комнин словно не замечает. Хотя, может, просто нет мастера, чтобы прислать на поселение. Остальные-то пункты пусть и через недовольство, но пока выполняет.

Михаил вышел на улицу и присел на лавку у забора рядом с расположившимся там Арсением. Не принято тут как-то у подворий ладить лавки. Да и нигде, в общем-то, такого нет. Но Романов решил поставить у себя, да еще и навес сделал. Не абы как, а все ладно и прилично. Сам ведь требует, чтобы подворья содержались в надлежащем виде.

Но затея понравилась, потому лавки уже у половины дворов стоят. Вечерами соседи посиделки устраивают. Молодежь Михаил сразу отделил. Специально в углу пустырь оставил да навес там смастерили от непогоды. Рядом кострище. Все как дома, только не дикарями, а организованно.

– Как успехи, Арсений? – кивая на отрабатывающих приемы мужиков, поинтересовался Михаил.

– Ленятся. Занимаются только потому, что обязались. Сам погляди. Тот щит как надо не держит. Этот мечом ткнул, словно палкой в дерьмо. На рубке и вовсе машут будто топорами. В стрельбе из лука старание проявляют только те, у кого хоть что-то получается. Остальные разводят руками, мол, ничего не поделаешь, неспособный.

– Значит, встряска нужна?

– Нужна.

– Можем многих потерять.

– Можем. На то ты и кентарх, чтобы думать, как и в бой повести этих увальней, и жизни им сохранить. А так-то толку от них не будет. Пахать еще ладно, дело это знакомое и не бесполезное. Правда, еще год покормить за счет Комнина, и тут лениться начнут.

– Вот и Алексей требует, чтобы мы уже что-то делали. Опять набег был. И снова мимо нас. Коменданты крепостей сразу уловили свою выгоду и сбросили на нас наш участок границы. А мы ведь только обустраиваемся. Вот и турки быстренько прочувствовали это.

– Значит, начинаем высылать патрули?

– Нет. Готовим поход.

– А вот это совсем дурная затея. – Ленцу с Арсения как ветром сдуло.

– Трясти так трясти, – решительно рубанул Михаил. – К тому же сдается мне, что от Комнина помощи больше не будет. Иссяк ручеек. Теперь отдачу будет ждать.

– И что, никаких исключений? Всех без разбора? – глядя на просыпающееся селение, с сомнением произнес Михаил.

– А что ты прикажешь делать, кентарх? – удивился Арсений. – Перебирать, кто христиане, а кто мусульмане? Так ведь толку христианам от этого никакого. Мы уйдем, а на них все равно отыграются, чтобы восполнить свои потери. Турки не станут разбираться и обижать своих. Если ромеи захотят, могут уйти с нами, сохранив все имущество.

– Но здесь они пашут свою землю, и турки не стали ее отбирать.

– Это так. Только кормят они турецких солдат и пополняют турецкую казну. Хотят быть с нами, пусть уходят в империю. Желают остаться, значит, это вражеское поселение.

– Не люди пустили сюда турок, а императорская армия их бросила.

– А ты не мог задаться вопросом выбора до того, как мы выступили в поход? – бросив на него недоумевающий взгляд, поинтересовался Арсений.

– Я не думал, что турки и ромеи будут жить в одном селе.

– Ну так спросил бы.

– Не догадался.

– И что ты решаешь?

– Не я начал эту войну, – направляясь к стоящим чуть в стороне командирам, произнес Михаил.

– Вот это уже слова взрослого мужа, – удовлетворенно кивнул Арсений ему вслед.

– Декархи с первого по четвертый контуберний, как и было условлено, перекрываете селение с четырех сторон. Чтобы ни один не смог вырваться. Убивать только, если на вас бросятся с оружием и у вас не будет выбора. Использовать тупые стрелы. Это крестьяне, а не воины. Остальные входим в село с разных сторон и сгоняем всех жителей в центр. Назначаем выкуп, получаем его не мытьем, так катаньем, и уходим. Жителей без нужды не терзать. За насилие над женщинами лично отсеку голову. Вы меня знаете, я шутить не стану.

Они знали. Один особо ретивый лишился головы, когда решил, что может указать соплежую на его место. Это ведь там, дома, княжичи да бояре приезжали в сопровождении дружины. А здесь они сами дружина! Ошибочка. Михаил распотягивать не стал, с ходу махнул клинком и предложил еще кому-нибудь попробовать оспорить его решение. Желающих не нашлось. Парочка дернулась было, но тут же осадила, как только заскрипели луки, натягиваемые бойцами его личного контуберния.

Село не такое уж и большое, всего-то на полсотни дворов. Входили громко, со свистом и улюлюканьем. Но это пятый контуберний первого аллагиона, которым командовал Арсений. Второй аллагион двигался шумно, но значительно медленнее, выгоняя жителей из домов на улицу. Там их начинали подгонять носящиеся по улицам всадники и загоняли на центральную площадь к бывшей церкви, где уже была устроена мечеть.

Михаил натянул поводья, останавливая Орлика. В одном из дворов за невысоким забором шла рубка. Ну если это можно так назвать. Молодой и крепкий турок с мотыгой наседал на пограничника, едва успевавшего прикрываться щитом и отмахиваться мечом. Да только турок отбивал эти атаки и раз за разом обрушивал мотыгу на вражеский щит.

Ничего так, грозное оружие. Может, и не такая острая, как топор или секира. Но уж точно тяжелее их. И главное, сейчас это крестьянское орудие находится в привычных к нему руках. Вообще-то не назвать крестьянина ловким бойцом. Но и пограничник не больно-то далеко от него ушел. Разве только экипирован по первому разряду.

Если бы до того стараниями Романова ему не удалось должным образом оснастить свой контуберний, глядишь, его воины еще больше возмутились бы. Ведь мало что торчат в селе, вместо того чтобы потрепать турок, а тут еще и смотреть на увальней в ламинарных доспехах.