Anne Dar - Металлический Ген

Пугающе… Чувство страха – вот что по-настоящему меня беспокоит. Откуда ему во мне взяться? Всегда сосредоточенная и как внешне, так и внутренне сильная, я прежде никогда не останавливалась посреди леса из-за щекочущего, словно микроток, ощущения в пальцах, не прерывала охоту из-за отсутствия воздуха в лёгких, не проваливалась во временном пространстве, не зная, где именно я нахожусь и когда… Всё это происходит со мной с тех пор, как я вернулась . Бóльшую часть я удачно скрываю от окружающих меня людей, но Эльфрик иногда замечает, что со мной что-то не так. Однажды и Дельфина заметила, как я “провалилась”, но правда заключается в том, что я не только не могу пояснить подобные нахлёсты своего подсознания на сознание, но и поделать с этим тоже ничего не могу. И всё же я стараюсь изо всех сил, хотя у меня и выходит откровенно паршиво.

В конце зимы, когда с добычей стало совсем плохо и мы три дня к ряду не ели ничего, кроме одной картофелины на человека в сутки, разваренной в подсоленном кипятке, заменяющем нам полноценный суп, я поделилась с Эльфриком секретом, который всё это время, как мне казалось, помогал мне держаться курса на возможность вернуть свои воспоминания, какими бы страшными они не могли оказаться, о чем я ему, естественно, ничего не сказала.

Когда я вернулась в Кантон, при мне оказалась не только чудотворная одежда в виде неподверженного загрязнениям костюму, камуфляжные способности которого я оценила гораздо позже. Еще на мне были лучшие в своём роде полусапоги, в которых невозможно было вспотеть летом или замёрзнуть зимой. Такие технологии, несомненно, доступны лишь Кар-Хару, однако в первый вечер моего возвращения домой меня заинтересовали не технологии изготовления надетых на мои ноги сапог, а их содержимое. Как только я сняла правый, из него вывалилась небольшая, плоская, круглая монета серебристого цвета без опознавательной чеканки. Спустя минуту из левого ботинка я вытрясла треугольную монету золотистого цвета тоже без опознавательной чеканки – совершенно гладкую. Я сразу поняла, что эти монеты – неслучайные атрибуты, нечто вроде символов, подобие своеобразных отмычек от вычеркнутых из моей памяти двух месяцев жизни.

Я пыталась связать количество монет с количеством забытых мной месяцев, пыталась связать их цвета, как солнце связывала с луной, пыталась пробовать их на вкус, но мне ничто не помогало. А потом наступил зимний голод. И я избавилась от одной из монет. Я не сентиментальна, потому не придавала какого-то особого значения этим монетом, однако когда встал вопрос, какой из монет мне лишиться первой, я недолго думала. Дело было не в том, что я считала, будто за золотую монету можно выручить больше, дело заключалось в том, что монета серебристого цвета почему-то оказывалась в моей руке гораздо чаще, и порой, когда я засыпала, сжимая её в кулаке, мне переставали сниться эти сумбурные кошмары…

Когда я бахнула золотую монету на стол перед стариком-дилером, одним из немногих людей, живущих в Кантоне-А относительно безбедной жизнью и вдоволь обеспечивающих свою семью свежим хлебом едва ли не ежедневно, я злилась даже не потому, что расстаюсь с тем, что, каким-то невообразимым образом, казалось моей душе ценным, а потому, что осознавала, что в случае с монетой серебристого цвета я вру сама себе и на самом деле я хочу сохранить её по другой причине. Однако что это за причина, я ни тогда, ни теперь никак не могу понять, на что до сих пор и злюсь. Но больше всего меня злит осознание того, что рано или поздно в моей жизни наступит ещё одна голодная зима, которая заставит меня добровольно расстаться с последней ценностью…

Дилер был удивлён, увидев перед собой золотую монету и подтвердив её подлинность: не каждый ликтор в Кантоне-А мог похвастаться подобным богатством. В итоге выручка за эту монету в течение целого месяца ежедневно кормила нас тремя буханками свежего хлеба и поила двумя литрами молока (не много для суточного пресыщения пятерых человек, но, как оказалось, вполне достаточно для полноценного выживания каждого), даже обеспечила Дельфине новые унты, а Лии аптекарский сироп от кашля.

Позже Эльфрик спросил, почему я сразу не рассказала ему о монете. Естественно он хотел спросить, почему я до последнего тянула, ведь мы действительно голодали, но он не мог задать свой вопрос подобным образом, тем более с учётом того, что мы оба осознавали тот факт, что я не могла ему ответить ни на какой из вариантов звучания этого вопроса. Потому что я не знала, что отвечать. Я так и не сказала ему, что монет у меня было две и что одна из них до сих пор находится в миниатюрном мешочке, который я ношу на шее, словно оберег, в силу которых я никогда не верила…

Я замерла. В кустах бузины, ста метрами на восток от расслабленно шагающего Эльфрика, начало происходить что-то неладное… Это точно не барсук… Даже многотысячное стадо барсуков не смогло бы заставить подобным образом ходить ходуном столь густые заросли.

К горлу подступил ком: неужели медведь?! В эту пору года у них крышу сносит: после зимней спячки медведи – смертоносные машины дикой природы…

Эльфрик всего в ста метрах!..

– Эльфрик, там медведь! В кустах медведь!!! – во всё горло закричала я, но к моменту моего сигнала Эльфрик уже сам успел заметить опасность. Он бросился обратно к дубу, я же не сводила прицела с трещащих по швам кустов… Один-два-три-четыре-пять… На пятой секунде я увидела, от чего бежал Эльфрик.

Это был не медведь… Это было нечто….

Нечто!..

Эльфрику было не убежать – один прыжок, и морда монстра оказалась в сантиметре от его затылка…

Слишком быстрый…

Слишком…

Страшный!.. Таких страшных не существует!.. Таких… Чёрных.

Я стреляла фиксированными очередями. Прежде чем волк, размером превышающий самого большого медведя, которого мне когда-либо доводилось видеть, сбил Эльфрика с ног, я успела всадить в его голову и шею шесть пуль. Чудовище завалилось и своим весом задело Эльфрика.

На долю секунды я решила, что Эльфрик попал в устрашающе отчётливо щелкнувшие челюсти животного, но прежде чем замертво свалиться от ужаса перед произошедшим, поняла, что он всего лишь был ткнут мордой зверя в спину и потому врезался лицом в землю.

Пока Эльфрик пытался встать на четвереньки, я всадила в лежащую рядом с ним (частично на нём) тушу монстра еще три пули и, убедившись, что цель не проявляет признаков жизни, поспешно закинула винтовку на плечо, после чего стремглав бросилась вниз по лестнице.

Мы бежали навстречу друг другу. Схватив меня за плечи, Эльфрик с силой встряхнул меня и, смотря мне за спину, в сторону спасительного дуба с убежищем, прокричал: