Алексей Имп - Операция «Сны цивилизации» [Litres]

«А я бы помолился, Господи, если бы ты дал нам сына! Мы бы с женой оба молились тебе!», – думал Николай Фомич.

Впереди между деревьями стало видно сверкающую в лунном свете гладь озера. Уже недолго ехать до родной хаты. Осталось только срезать дорогу, обогнув ровный круг водоема, мимо старой заброшенной часовни и пионерлагеря, и напрямки через старый погост.

Много легенд сказывали люди про это озеро… Считалось, что воды его святые и купаться в них опасно. Что плохих людей оно утягивает на дно, а праведникам дарует хорошее здоровье. Что тут было древнее капище волхвов, поклоняющихся богу Яриле. А еще считают, будто на дне водоема спрятан целый город.

Якобы, во времена нашествия татаро-монгол на Русь, в этом месте располагался Китеж-град. Он был укрыт среди лесов и болот от супостатов. Но из-за вероломного предательства одного из захваченных в плен русских воинов, хан Батый смог найти его и неожиданно атаковать.

Жители города, завидев войско монгол, принялись молиться Богу, и город погрузился в пучину. Иногда над водой праведные люди после совершения молитв видят купола церквей и слышат колокольный звон.

Еще старики бают, что придет время великой битвы добра со злом, света и тьмы. Господь даст знак, и город поднимется из глубин. Из него выйдут души воинов и вселятся в восставшие из могил тела умерших людей. И эта армия пойдет на войну, уничтожая грешников.

Николаю за свою жизнь много довелось услышать разных историй о тайнах этих мест. Но вот увидеть нечто подобное не посчастливилось. Мало ли, что на рассказывают старики – это все сказки.

Вот озеро осталось позади, телега выкатила на заросший деревьями и кустами пустырь старого погоста. Местные часто пользовались прямой дорогой, так было ехать в соседнее село значительно короче. На кладбище же этом уже давно не хоронили, еще со времен прошлого века. За могилами ухаживать некому, вот почти и сровнялась земля, а кресты сгнили и рассыпались.

Правда, в прошлом году с одного краю насыпали холм земли, возившие ее сюда на подводах зэки. Что-то они там строили у себя на зоне, не то копали, не то закапывали, деревья пилили, рубили-стучали, грохот стоял круглосуточно. Деревенские мужики хотели сходить поглядеть, так их НКВДшники завернули, пригрозив, что если еще раз сунутся, то останутся в казематах надолго.

Видать, не получилось ничего у строителей. В один прекрасный день зону эвакуировали, бараки разобрали, а площадка, окруженная забором, осталась. Ее отдали под пионерский лагерь, чтобы земля не пустовала.

Детишки крикливые понаехали, тоже с тишиной борются. Целый день галдят, а по утрам и вечерам, как задуют в свои медные дудки, заколотят в барабаны – далеко над озером шум разносится. Спасу нет! Коровы в стойле испугано шарахаются.

Пока крестьянин с завистью думал о детях, лошадь внезапно остановилась и тревожно захрапела. Фомич приподнялся и открыл глаза, вокруг было светло как днем, только свет как от луны, отражался от предметов серебристым оттенком.

– Что, Маруська, ты там увидела? Волков что ли почуяла? Совсем осмелели окаянные, летом так близко к деревне подходить! – Николай нащупал в соломе лежащий рядом обрез, приподнял его и передернул затвор.

Лошадь снова фыркнула и дернула назад, возница приподнялся над телегой, пытаясь рассмотреть, что там впереди ее напугало. Вдалеке, возле холма показался странный силуэт, весь сгорбленный, движения медлительные. Не то медведь корешки лапой выкапывает, не то человек, видать больной али пьяный встать пытается.

– Родная! Ты это! А ну, давай, пошла.

Кобыла идти дальше наотрез отказалась, не обращая внимания на понукание хозяина и легкие подстегивания вожжами. Она в ответ только била копытом и возмущенно фыркала.

Силуэт распрямился и медленно, переваливаясь из стороны в сторону, двинулся навстречу. Когда до телеги осталось не более тридцати метров, Николай Фомич рассмотрел приближающегося. Им оказался грязный оборванный зек. Возница понял это по черной фуфайке и штанам, которые видел на заключенных, когда их конвоировали через деревню. Хотя обратно их никто не выводил. Возможно, арестантов провели при эвакуации зоны по другой дороге?

– Мил человек! Ступай себе с богом, я греха на душу, брать не хочу, и ты иди своей дорогой. Да, стой ты, окаянный! – зек, продолжал медленно приближаться. – Стой, а то счас пальну! Ей богу пальну! – Фомич передернул затвор обреза.

Слова на оборванца не произвели никакого эффекта. Зато лошадь стала самостоятельно пятиться назад, не дожидаясь команды седока. Николай прицелился, скорее, чтобы напугать, он совсем не собирался стрелять в кого бы то ни было.

Внешний вид хромающего человека был далек от человеческого. Одежда вся покрыта грязью, разодрана на лохмотья. Как будто стая бешеных собак, пробегая мимо, на пять минут остановилась, чтобы привести в порядок его костюм. С каждым пройденным метром вырисовывались новые подробности. Кожа незнакомца была бледно-серая, вся в струпьях. А лицо….Наконец, удалось увидеть лицо! Оно было покрыто коростами вперемешку с землей, носа не было, ноздри выделялись прямо посреди черепа. Губы отсутствовали, обнажая черную щербатую челюсть. Левого уха нет, а другое висело на полоске кожи. Глаза выпученные, замутненные, смотрели сквозь мужика.

От этого взгляда сделалось ужасно жутко. Крестьянин от страха самопроизвольно нажал на курок, и обрез выплюнул девять грамм свинца точно в грудь монстру. Пуля прошла на вылет, добавляя беспорядка во внешний вид «щеголя из преисподней». Он слегка покачнулся и снова уверенно побрел, прихрамывая к телеге.

От звука выстрела Маруся сделала «полицейский разворот». Так можно было назвать совершенный ею маневр, если бы в то время, этот термин был в ходу у советских граждан, и понесла обратно во весь опор.

Николай, лихорадочно передергивая затвор, не удержался и вылетел из телеги. При падении он подвернул ногу, и сильная боль пронзила все тело. Мужик попытался быстро подняться, опираясь на ружье, но не смог. Боль забрала силы, тогда Фомич закричал:

– Тпру, Маруся! Стой, кому говорят! Тпру! – но лошадь побежала так, как не бегала в своей молодости.

Тогда крестьянин развернулся и, прицелившись в голову подобравшегося совсем близко упыря, повторно выстрелил. Ствол неожиданно разорвало, раздув его как дудку и превратив щепки цевье. Видимо, когда пытался встать, воткнул ружье в землю, и забил грязью канал. Пуля ушла ниже, снова угодив в грудь мертвеца, от которой он практически не уменьшил своей черепашьей прыти.