Алексей Имп - Операция «Сны цивилизации» [Litres]

Ладомила узнала Григория в грязных рваных остатках, бывшей когда-то богатой одежды и приветливо улыбнулась.

– Здравствуй Гриша. Давно ты ко мне не заходил, я уж и не знала, жив ли ты или как?

– Кто этого захухрю, белебеню и баламошку 27 27 неряху, пустоплета и полоумного сюда допустил? – возмутился стоявший неподалеку старший брат невесты. – А ну-ка братцы, возьмите его под рученьки и выбросите с глаз долой и из сердца вон, пока он свой поганый язык не распустил.

– Подождите, оставьте его. Нам нужно поговорить! – вступилась девушка за бывшего, а остальные застыли в ожидании дальнейшей команды. – Прости, Гришенька, так уж вышло, ты сам отказался от своего счастья.

– Безсоромна ты баба! Волочайка пустошная! Гульня, ведущая как пыня! 28 28 бесстыжая баба, распутная тупая женщина, гордая, надутая, недоступная.

Кутерьма закусил удила, и, сложив руки кренделем принялся оскорблять ее на чем свет стоит, называя свою любушку словами синонимами гулящей женщины.

– Нет! Это не так! – Девушка от обиды заплакала и закрыла лицо руками.

А ее брат тут же с размаху влепил своим пудовым кулачищем в глаз охальнику, от чего тот повалился плашмя в грязь, не подавая признаков жизни:

– Отволочите этого тартыгу и лябзю 29 29 пьяницу, буяна, болтуна, пустомелю подальше. А будет трепыхаться, еще добавьте на пряники.

Несколько воинов, сопровождавших свадебный поезд из пяти подвод, схватили Кутерьму за ноги и потащили в таком виде через все лужи, образовавшиеся в следах колеи. Нисколько не заботясь, захлебнется ли их подопечный или нет. На Гришку купание отразилось благообразным образом. Измерив темечком все впадины и выпуклости пересеченного рельефа местности, он, очухавшись, снова стал громко ругаться.

– Тетёшка ты нефырев … буль … тьфу … ревая, расщеколда … тьфу … буль … буль … тьфу … лошия! 30 30 гулящая баба, непотребная, болтливая, дурная – его и без того грязный от бранных слов рот наполнился жидкой грязью.

Одарив страдальца напоследок по паре увесистых пинков, богатыри догнали подводы и неспешно отправились в таинственный русский город Великий Китеж.

Гришка же, корчась от боли, перевернулся в луже на живот, и принял положение «бегемот думает – всплыть или не всплыть», злобно глядя на удаляющийся свадебный поезд.

Пару раз, фыркнув как морж, он задрал голову в небо и поклялся:

– Господи! Покарай их всех на небе, а на земле я им сам отомщу!

Спустя час на центральной площади тревожно забил набат. Все люди, побросав дела, схватили первые попавшиеся под руку орудия труда и обороны, побежали к деревянному частоколу стен. Город со всех сторон обложили конники татаро-монголов. Они смело разъезжали вокруг ограды посада и, задиристо потрясая пиками, гикали.

Среди них выделилась небольшая группа и направилась к запертым воротам. Состояла она из четырех всадников, трое были явными азиатами, но вот четвертый, несмотря на татарскую одежду, обладал роскошной русой бородой и принадлежал скорее к славянам.

После того, как он заговорил, все сомнения, что это был русич, пропали.

– Будьте здравы, горожане! Мы пришли с миром. Откройте ворота, и никого не тронут! – крикнул он.

– А зачем вы пришли? С чем пожаловали? – отвечал ипат 31 31 воевода с деревянной башни у ворот.

– Мы проездом. Накормите наших людей и лошадей, а также дайте провожатого до Великого Китеж-града, и никто не пострадает.

– Вы и так весь корм забрали в прошлый раз, у нас ничего не осталось. А вожью 32 32 проводник мы вам не дадим! Никогда не бывать этому, чтобы русский человек показал поганым дорогу к нашему святому месту.

– Даем вам время до утра! Если не передумаете, разорим город, все спалим, а жителей потребим! – Сказав это, всадники развернули коней, и галопом поскакали в выросший на пригорке стан орды.

Горожане, обсудив требования захватчиков на городском вече, мужественно отвергли требование басурман. Подтвердив все как один – силу и несгибаемость русского духа. Каждый понимал, что утром от поселения останутся только головешки, поэтому спешили провести отпущенное время с семьями.

Напротив, услыхав, что кочевникам требуется вожь, у грязного Гришки в голове зародилась мстительная мысль: «Надо помочь татарам пробраться через болота. А они в свою очередь не дадут состояться свадьбе моей нареченной с вероломным отпрыском колдуна».

– Вы все мне еще спасибо скажете, за то, что спас ваши жизни! – приговаривал он сам себе, опустошая украденный кувшин с брагой.

Дождавшись темноты, Григорий перемахнул через стену и направился прямиком к татарам. Но далеко пройти на своих двоих не сумел.

По пути Кутерьму обнаружил дозор и спеленал арканом, как лазутчика. Обрадованные чингизиды не стали обращать внимание на ругань в свой адрес. И до становища протащили перебежчика на веревке, вспахивая его носом землю, как плугом, взрыхляя конский навоз вперемешку с черноземом. Собрав на себя все виды окрестной не лечебной грязи, как в городе, так и за ним. Наш оборванец превратился даже, мягко сказать не в бомжа, а в очень грязную редиску. Невыносимую вонь от него ощутили бы даже больные аносмией.

У татар не принято умывать грязных «гостей». Да и сами они были людьми привычными к неприятным запахам. Но для Гришки все же сделали исключение, окатив грязнулю несколько раз ледяной водой из кадушки.

Как выяснилось позже, в лагере его уже ждали. Поэтому вместо утилизации в выгребной яме мокрого пленного подвели к самому крупному шатру в становище. Парой тычков поставили на колени перед входом и заставили уткнуть голову в землю.

– Здрав будь, Григорий! Мы давно тебя ожидаем, долго же ты собираешься! – услыхал пленный чистую русскую речь над головой. – Он попытался приподнять голову и поглядеть на говорившего. И тут же схлопотал мощную затрещину чем-то увесистым, насыщенно-железосодержащим, вероятно, рукоятью меча.

– Раз ждали, то зачем весь мой почти новый кафтан изодрали, таская по кустам и буеракам на привязи как собачонку?

– Так ты же не красна девица, и не на почетный пир приглашен. А, не поваляй тебя в грязи эти славные батыры… Вот, кстати, вам Ханская милость, – над ухом парня прозвенела мошна с деньгами, переданная страже. – То утыкали бы тебя со стен стрелами калеными свои же соплеменники, аки Создатель наш небесный при сотворении серого ёжика утыкал его иголками, – продолжил вкрадчивый голос.

– Вод ведь злыдные люди! Я же для… а, они… – эх!