Дин Кунц - Избранные произведения. III том [Компиляция]

В этом-то и заключалась его самая большая слабость. Он знал, что некоторые люди назвали бы его неспособность выстрелить в другого человека не слабостью, но признаком морального превосходства. Он, однако, понимал и то, что такие рассуждения оказываются не всегда верны. Бывают ситуации, когда выстрелить в другого — это и значит совершить моральный поступок. Офицер полиции приносит присягу в том, что будет защищать людей. И если он не способен выстрелить, когда применение оружия явно оправданно и необходимо, то это уже не слабость, а слабоумие, пожалуй, даже грех.

На протяжении последних пяти месяцев, после того случая в магазине спорттоваров, Горди везло. Ему пришлось всего несколько раз выезжать на вызовы, связанные с применением насилия. По счастью, ему удавалось смирять нарушителей угрозами, кулаками, дубинкой, на худой конец предупредительными выстрелами в воздух. Один раз, когда стрельба по преступнику была неизбежной, другой полицейский, Фрэнк Отри, выстрелил раньше и тем избавил Горди от непосильной задачи — нажать на спусковой крючок.

Но сейчас в Сноуфилде произошло что-то невообразимо страшное. А Горди хорошо знал по опыту, что насилию часто приходится противопоставлять встречное насилие.

Револьвер, болтавшийся в кобуре у него на бедре, весил, казалось, тысячу тонн.

Горди думал о том, что приближается момент, когда его слабость обнаружится и станет известна всем. Думал, что, возможно, сегодня ночью он погибнет, — а быть может, его слабость станет причиной бессмысленной гибели кого-то еще.

Он истово молился про себя, чтобы суметь справиться с этим наваждением. Безусловно, должно существовать какое-то решение, позволяющее человеку быть по природе своей мирным, по при этом обладать достаточной силой воли и характера, чтобы суметь защитить самого себя, своих друзей а других людей — таких же, как он сам…

Сверкая ярко-красными мигалками, три бело-зеленые полицейские машины забирались по серпантину шоссе все выше в темные ночные горы, все ближе к самым их вершинам, блестевшим под лунным светом так, что со стороны могло показаться, будто там, наверху, уже выпал первый в этом сезоне снег.

Горди Брогэн был в состоянии панического страха.

Уличные фонари и все другие огни погасли, и городок погрузился в кромешную тьму.

Дженни и Лиза вскочили с деревянной скамейки.

— Что случилось?

— Тссс! — прервала ее Дженни. — Слушай!

Но вокруг стояла все та же абсолютная тишина.

Ветер затих, как будто тоже испугался наступившей в городке темноты. Лес молчал, и ветви деревьев висели неподвижно, как старая одежда в шкафу.

«Слава Богу, что хоть луна светит», — подумала Дженни.

С колотящимся вовсю сердцем она обернулась и принялась внимательно рассматривать все, что их окружало. Полицейский участок. Небольшое кафе. Магазинчики. Жилые дома.

Тени лежали на входных дверях всех домов, настолько густые тени, что было невозможно сказать, открыты эти двери или заперты — или именно в этот момент потихоньку открываются и выпускают на темные ночные улицы страшных, раздувшихся, каким-то дьявольским образом восставших мертвецов.

«Прекрати! — подумала Дженни. — Мертвецы не оживают».

Взгляд ее остановился на воротах крытого служебного проезда между полицейским участком и магазином сувениров. Проезд этот в точности напоминал тот мрачный узкий туннель, что находился рядом с булочной Либерманов.

Не прячется ли что-нибудь и здесь тоже? И может быть, сейчас, когда погас свет, оно неумолимо подбирается там, внутри, поближе к воротам, готовясь выскочить прямо на темный тротуар?

Опять этот первобытный страх.

Это ощущение присутствия Зла.

Этот суеверный ужас.

— Пойдем, — сказала она Лизе.

— Куда?

— На улицу. Там на нас ничто не нападет…

— …так, что мы его даже не увидим, — докончила, сразу все поняв, Лиза.

Они вышли на самую середину освещенной лунным светом мостовой.

— Сколько еще до приезда полиции? — спросила Лига.

— Минут пятнадцать-двадцать, не меньше.

В этот момент во всем городке внезапно зажегся свет. Яркий электрический поток ослепил их — и тут же снова настала темнота.

Дженни подняла револьвер — растерянно, не зная, в какую сторону его направить.

В горле у нее будто застрял сухой комок страха, рот мгновенно пересох.

Над всем Сноуфилдом пронесся вдруг громкий и ужасный, резкий и отвратительный вой.

Дженни и Лиза завопили от страха, резко обернулись, наткнувшись друг на друга, а затем принялись лихорадочно оглядываться по сторонам, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь во мраке, лишь чуть-чуть разбавленном лунным светом.

Опять наступила полная тишина.

Потом опять раздался такой же вой.

Снова тишина.

— Что это? — спросила Лиза.

— Пожарная сирена!

Звук раздался снова: короткое, разрывающее уши завывание, донесшееся с восточной стороны Сент-Мориц-уэй, оттуда, где располагалось депо добровольной пожарной дружины Сноуфилда.

Вам-м-м!

Дженни опять подскочила от неожиданности и обернулась.

Бам-м-м! Бам-м-м!

— Церковный колокол, — сказала Лиза.

— Это в католической церкви, в западной части Вейл-лэйн.

Колокол прозвонил еще раз, и его громкий, глубокий и скорбный звук отозвался дребезжанием стекол во всех темных окнах погруженной во мрак Скайлайн-роуд, во всех не видных сестрам окнах по всему мертвому городку.

— Чтобы звонил колокол, кто-то должен тянуть за канат, — проговорила Лиза. — А чтобы завыла сирена, надо нажать кнопку. Так что кто-то здесь есть, кроме нас с тобой.

Дженни ничего ей не ответила.

Снова подала голос сирена: взвыла и затихла, еще раз взвыла и затихла. Потом опять зазвонил колокол. Потом колокол и сирена зазвучали одновременно — и еще раз, еще и еще, как бы возвещая о пришествии кого-то чрезвычайно важного.

Ночной пейзаж в горах, по дороге на Сноуфилд, был выдержан исключительно в черных и серебристо-лунных тонах. Лес, чуть в отдалении от дороги, казался скоплением мрачных силуэтов и черных теней, среди которых в слабом лунном свете то здесь, то там не столько были видны, сколько угадывались белесые вкрапления листьев и иголок.

С этим пейзажем резко контрастировали кроваво-красные отблески вращающихся мигалок, установленных на крышах трех «фордов», надписи и гербы на передних дверцах которых свидетельствовали об их принадлежности полицейскому департаменту округа Санта-Мира.

Вторую машину вел помощник шерифа Фрэнк Отри; на переднем сиденье рядом с ним, ссутулившись и сползая вниз, сидел Стю Уоргл.

Фрэнк Отри был строен, жилист, с аккуратно подстриженными темными волосами, в которых уже проглядывала седина. Черты его лица были четки и экономны, словно в тот день, когда Бог создавал генетическую линию Фрэнка, он не был расположен ничего тратить зря. Карие глаза под узкими, слегка изогнутыми бровями; узкий патрицианский нос; рот, не чересчур маленький, но и не слишком большой; небольшие уши, почти без мочек, плотно прижатые к голове. Усы Фрэнка были подстрижены и ухожены самым тщательнейшим образом.