Дин Кунц - Избранные произведения. III том [Компиляция]

Но Тод чуть было все не испортил, когда они шли к выходу из павильона после второй ездки. Обхватив одной рукой Джереми за плечи, он сказал:

— Старик, это будет самый классный день рождения, ты да я вместе, и никто нами не командует.

Их дружба, как и вообще само понятие дружбы, были сплошным обманом. Брехней. Враньем. Джереми ненавидел всю эту условно-пустословную галиматью. Тод же был доверху набит ею. Лучшие друзья. Кровные братья. Когда мы вдвоем, нас никому не осилить».

Джереми не знал, что больше его донимало: то, что Тод без умолку болтал о дружбе и верности, думая, что и Джереми разделяет этот его телячий восторг, или то, что по глупости своей Тод и сам верил во всю эту чепуху. С недавнего времени у Джереми возникло подозрение, что некоторые люди так хорошо вошли в свою роль, что напрочь забыли, что участвуют в спектакле. Своей трескотней о дружбе, любви и сострадании они стали обманывать даже самих себя. Тод все более и более в его глазах становился похожим на одного из этих безнадежных дурачков.

Дружба означает, что имеется человек, который сделает для тебя то, чего в тысячи лет никогда не сделает для других. Дружба — это взаимовыручка, своеобразный военный союз, заключаемый против толпы сограждан, жаждущих не только набить тебе морду, но и ободрать тебя как липку. Подспудно все знали это реальное, основное значение понятия «дружба», но никто никогда не говорил об этом вслух, и меньше всего Тод.

Позже, по пути из «Дома призраков» в павильон под названием «Болотное чудище», мальчики остановились у ларька, где продавали шоколадное пирожное с орехами. Они уселись под красным полотняным грибком на пластиковые стулья за пластиковый стол и стали за обе щеки уплетать быстротающие во рту сладкие сытные бруски, и все было прекрасно, пока Тод все не испоганил.

— Хорошо, когда рядом нет взрослых, а? — набив рот пирожным, заявил он. — Хочешь, ешь сладости до обеда, вот как мы сейчас. А хочешь, можно есть их и вместо обеда, и после него, и никто ни слова тебе не скажет, что это может испортить аппетит или что от них заболит живот.

— Хорошо, — подтвердил Джереми.

— Давай есть пирожные, пока вконец не обожремся и не начнем блевать.

— Давай. Только с блевотиной надо быть поосторожнее.

— В каком смысле?

— А в том, — сказал Джереми, — что, когда начнем блевать, надо блевать не на землю, а стараться так, чтобы она попала на кого-нибудь .

— Здорово! — закричал Тод, быстро включившийся в игру. — На кого-нибудь, кто этого заслуживает.

— Как, например, вот эти две дурочки, — добавил Джереми, тыча пальцем в двух хорошеньких девочек-подростков, проходивших мимо них. Обе были одеты в одинаковые белые шорты и пестрые длинные летние рубашки и так старательно вертели попками, что хотелось облевать их, даже и не съев ничего.

— Или вот этих старых пердунов, — в свою очередь предложил Тод, показывая пальцем на пожилую чету, только что остановившуюся у киоска, чтобы купить по пирожному.

— Нет, на этих не надо, — возразил Джереми. — У них и так такой вид, будто их уже облевали до нас.

Тод аж взвизгнул от восторга, так ему это понравилось, и чуть было не подавился. Иногда Тод все же бывал отличным парнем.

— Смешно с этим пирожным, — сказал он, перестав икать.

— Что же в нем смешного? — удивился Джереми.

— А то, из чего они состоят. Я знаю, что шоколад делают из бобов какао, орехи растут на деревьях, но кто им отдает сбои яйца для крема, понятия не имею.

Да, иногда Тод был все же ничего.

И, когда они, давясь от смеха, развеселились до чертиков и чувствовали себя на седьмом небе от блаженства, он вдруг легонько щелкнул Джереми по лбу и сказал:

— Ты и я, Джер, мы никогда не расстанемся, будем дружить, пока нас не разлучит могила. Правда?

Самое смешное, что он искренне верил в это. Потому что сам себя убедил. И искренность его была такой неподдельной, что теперь хотелось блевать не на кого-нибудь, а именно на него.

Вместо этого Джереми язвительно спросил:

— А теперь, что, поцелуемся?

Улыбаясь во весь рот, не чувствуя издевки, Тод сказал:

— Поцелуй свою бабушку в жопу.

— Целуй лучше ты свою.

— У моей бабушки нет жопы.

— Да? А что же у нее тогда вместо жопы?

— Твоя харя.

В таком духе, дразня и подначивая друг друга, они подошли к «Болотному чудищу». Аттракцион оказался неважным, плохо задуманным и скучным, но зато давал обильную пищу для разного рода шуточек и насмешек. И какое-то время Тод снова был в ударе, и с ним было довольно весело.

Позже, однако, когда вышли из павильона «Звездных войн», Тод стал называть их обоих «самыми лучшими космическими всадниками во Вселенной», что несколько смущало Джереми, настолько это было по-детски глупо. В какой-то степени к тому же это раздражало его еще и потому, что было то же самое, что и «мы друзья навеки, кровные братья, приятели», только сказанное по-другому.

Садятся они опять на «Скорпион», и едва тележка начинает двигаться по рельсам, как Тод говорит: «Это все ерунда, это только воскресная прогулка для двух самых лучших космических всадников во Вселенной». Или направляются они к павильону «Мир гигантов», и Тод, обнимая Джереми одной рукой за плечи, снова говорит: «Самым лучшим космическим всадникам никакой засранный гигант не страшен, верно, брат?»

Джереми хотелось сказать ему: «Слушай, ты, подонок, мы с тобой ходим в друзьях только потому, что наши предки работают вместе. Я терпеть не могу, когда меня обнимает всякая шушера, поэтому убрал бы ты подальше свои липкие ручонки и давай веселиться просто так, без всяких штучек. Ладно?»

Но ничего подобного он не сказал, конечно, потому что хорошие игроки в жизнь никогда не выдают себя. Если они позволят другим игрокам увидеть, что им наплевать на правила и законы, те перестанут доверять им. И отправят в тюрьму. Упекут туда за милую душу. Давай, давай, не задерживай! И тогда конец всем удовольствиям.

К семи часам вечера, после того как они напихали в себя столько еды, что если бы вздумали действительно облевать кого-нибудь, то эффект получился бы более чем впечатляющий, Джереми настолько осточертело прозвище «космические всадники» и до того раздражали беспрестанные ссылки Тода на их «великую дружбу», что он едва мог дождаться десяти часов, когда за ними к главному входу подъедет миссис Леддербекк, чтобы забрать их отсюда и тем самым положить конец всей это тягомотине.

В то время как они на «Сороконожке» летели по одному из самых темных участков рельсовой дороги, Тод опять вспомнил про своих любимых «самых лучших всадников во всей Вселенной», и тогда Джереми решил убить его. Как только мысль об убийстве «лучшего друга» мелькнула у него в голове, он понял, что лучшего и не придумать. Если жизнь — книга с миллионами миллионов правил и законов, то, чтобы насладиться ею сполна, надо найти способ обойти эти правила, но так, чтобы комар носа не подточил, и продолжать вести себя как ни в чем не бывало. Любая игра — «Монополия», «Пьяница», «Бейсбол» — сущее занудство, если играть в нее по правилам. Но стоит заступить за линию в бейсболе, пойти не с той карты или переставить номер игральной кости, когда противник на секунду чем-то отвлечен, занудная игра превращается в захватывающее действо. А в игре на жизнь выйти сухим из «мокрого» дела — что может быть прекраснее!