Дин Кунц - Избранные произведения. III том [Компиляция]

В среду утром Регину в школу отвезла Линдзи. Когда вернулась обратно, она застала Хатча за столом на кухне чистящим и смазывающим два браунинга, приобретенных им в свое время для защиты дома от грабителей.

Пистолеты он купил пять лет тому назад, сразу же после того как им сообщили, что летальный исход болезни Джимми неизбежен. Ни с того ни с сего его вдруг охватило беспокойство по поводу роста преступности в стране, хотя преступность в их части Оранского округа никогда — и в то время также — не была угрожающей. Линдзи знала, что не грабителей он боялся, а болезни, которая вот-вот вырвет из их рук сына; а так как Хатч был не в состоянии справиться со смертельным недугом сына, он тайно жаждал встретить такого врага, которого действительно мог бы отправить к праотцам с помощью пистолета.

Браунинги так никогда и не были использованы по назначению, если не считать учебных стрельб. Он настоял, чтобы и Линдзи научилась обращаться с оружием. Но вот уже в течение года, а то и двух, ни он ни она ни разу не стреляли по мишеням.

— Думаешь, это необходимо? — спросила она, кивком указывая на пистолеты.

Губы его упрямо сжались.

— Да.

— Может быть, лучше обратиться в полицию?

— Мы же уже обсудили с тобой, почему это невозможно.

— Все-таки, мне кажется, имеет смысл попробовать.

— Плевать им на наши доводы. У них найдутся тысячи отговорок.

Она знала, что он прав. Сначала нужно было убедить полицию, что им действительно грозит опасность.

— Кроме того, — продолжал Хатч, не отрывая взгляда от пистолета, ствол которого он тщательно прочищал шомполом, — когда я стал чистить пистолеты, чтобы не скучать, включил телевизор. Как раз передавали утреннюю сводку новостей.

Небольшой телевизор на выдвижной вращающейся полке в самом конце ряда кухонных шкафчиков сейчас был выключен.

Линдзи даже не поинтересовалась, что было в сводке. Чувствовала, что новость не из приятных, а вернее, знала наперед, что он собирается ей сказать.

Оторвав наконец взгляд от пистолета, Хатч четко произнес:

— Хоунелла обнаружили вчера ночью. Он был привязан за руки и за ноги к четырем углам кровати и до смерти забит каминной кочергой.

Потрясенная, Линдзи не могла даже пошевелиться. Потом почувствовала, что у нее подгибаются колени. Придвинула к себе ближайший стул и тяжело опустилась на него.

Вчера, по прочтении статьи, она возненавидела Стивена Хоунелла с той же страстью, с какой когда-то ненавидела других людей. Может быть, чуть сильнее. Но сейчас в ней не осталось ни капли ненависти. Только жалость. Он был несчастным, легкоранимым человеком, скрывавшим от людей эту свою ранимость за маской презрительного превосходства. Он был мелочен и злобен, может быть, и того хуже, но сейчас он мертв; а смерть — это уж чересчур сильное наказание за недостатки характера.

Она сложила перед собой руки на столе и уронила на них голову. Она не плакала по Хоунеллу, так как не было в нем ничего, что могло бы вызвать у нее слезы, — кроме, пожалуй, таланта. Но если гибель его таланта не вызвала в ней слез, то все же погрузила ее в глубокую печаль.

— Рано или поздно, — сказал Хатч, — эта сука станет охотиться и на меня.

Линдзи с трудом оторвала сразу потяжелевшую голову от рук.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, мы никогда не узнаем об этом, никогда не сможем себе этого объяснить. Но мы с ним каким-то образом связаны, и он непременно придет за мной.

— Пусть с ним разбирается полиция, — ответила она, с болью сознавая, что никогда им не дождаться помощи извне, но упрямо не желая расстаться с этой надеждой.

— Полиции он не по зубам, — мрачно заметил Хатч. — Он как ветер.

— Он не придет, — как заклинание произнесла Линдзи.

— Придет, не завтра, так на следующей неделе, не на следующей неделе, так в следующем месяце. Уверен в этом, как уверен, что каждое утро солнце встает на востоке. Он обязательно придет. И мы будем готовы к встрече с ним.

— Будем ли? — с сомнением покачала она головой.

— Даже очень будем.

— Помнишь, что ты сказал вчера ночью?

Он перевел взгляд с пистолета на нее.

— Что именно?

— Что, может быть, он из потустороннего мира, что, скорее всего, вырвался оттуда… на твоих закорках.

— Мне казалось, что ты исключила такую возможность.

— Да. И остаюсь при своем мнении. А ты? Ты все еще веришь в нее?

Вместо ответа он с новой энергией принялся чистить пистолеты.

Линдзи не отставала:

— Если ты сам веришь, или почти веришь, или хоть чуточку веришь в такую возможность — тогда какой толк от пистолета?

Он промолчал.

— Подумай, способна ли пуля остановить злой дух? — продолжала она, чувствуя, что действительность — утро, поездка с Региной в школу — превратилась в сон, что в данный момент она занимается не решением реальной проблемы, а все еще пребывает в состоянии бесконечно длящегося кошмарного сна. — Каким образом с помощью обыкновенного пистолета можно остановить нечто, явившееся сюда из могилы?

— Это единственное оружие, которое у меня есть.

Как и большинство врачей, по средам Нейберн не занимался административными делами и не практиковал. Но в отличие от других и не посвящал себя гольфу, не ходил под парусами на яхте и не играл в карты в местном клубе. Среды он отдавал занятиям наукой, писал научные статьи или подробные клинические отчеты для Отделения реанимационной медицины при Оранской окружной больнице, анализируя те или иные случаи из своей практики.

В первую среду мая он планировал уединиться в своем рабочем кабинете дома на Спайгласс-Хилл, где жил в течение последних двух лет с момента потери семьи, на восемь-десять часов беспрерывной работы, надеясь завершить доклад, с которым восьмого мая собирался выступить на конференции в Сан-Франциско.

Отделанные тиковым деревом большие окна кабинета выходили на Корона-дель-Мар и на раскинувшийся внизу пляж Ньюпорт-Вич. На двадцать шесть миль окруженный серой водой с прожилками зеленого и голубого растянул свои мрачные, упирающиеся в небо кручи остров Санта-Каталина, но и он был не в состоянии ни уменьшить громадность Тихого океана, ни принизить почтительно-робкое к нему отношение, словно острова тут не было и в помине.

Нейберн даже и не подумал задернуть шторы на окнах, так как никогда не отвлекался на разворачивающуюся за ними панораму. Он купил этот дом в надежде, что его удобства и великолепный вид из окон помогут ему снова поверить в красоту жизни и притупить острое чувство утраты после трагической смерти жены и дочери. Но только работа была в состоянии сделать это, и потому он, даже не взглянув в окно, тотчас садился за нее.

В то утро, однако, Нейберн не мог сконцентрироваться на белых буквах на синем фоне экрана своего персонального компьютера. Но и широкие просторы океана не манили взор, мысли его всецело были заняты Джереми, сыном.