Дин Кунц - Избранные произведения. III том [Компиляция]

Она была до смерти напугана, и никакими увертками этого было не скрыть, никакими увертками не удержать слез. Ее всю трясло, как в ознобе, и она плакала навзрыд, а правая нога теперь болела так сильно, что она не только не могла двигаться быстрее, как он требовал, но вообще едва держалась на ногах.

В прошлом, в такие моменты, как этот, она бы обратилась за помощью к Богу, говорила бы и говорила с Ним без умолку, ибо никто так часто и так грубо не общался с Богом, как с малых лет это привыкла делать она. Еще в машине она обратилась к Нему, но Он не услышал ее. И в прошлом их беседы были односторонними, правда, говорила всегда только она, но знала при этом, что Он внимательно слушает ее, слышала рядом с собой Его едва ощутимое медленное, ровное дыхание. Но сейчас Регина была уверена, что Он не слышал ее, иначе, увидев, в каком безнадежном положении она оказалась, не замедлил бы ответить ей. Но Он исчез, и она не знала, как его отыскать, и чувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни.

Когда она полностью обессилела от слез и совершенно не могла идти сама, незнакомец подхватил ее на руки. Он был очень сильным. Она не могла воспротивиться этому, но и не обхватила его за шею руками. Сложив их на груди, сжала кулачки и, отрешившись от всего, полностью ушла в себя.

— Дай мне самому понести тебя, мой маленький Иисус, — прошептал он, — мой прелестный, маленький ягненочек, окажи мне эту честь.

В голосе его, приторно-елейном, не было теплоты и участия. Только ненависть и презрение. Эти интонации не были ей в новинку, она уже слышала их раньше. Как ни старайся приноровиться к другим и со всеми быть в хороших отношениях, всегда найдутся дети, которые возненавидят тебя только за то, что ты чем-то отличаешься от них, и в голосах их постоянно звучат нотки, от которых бросает то в жар, то в холод.

Он понес ее через открытые сломанные и провисшие на петлях ворота в темноту, заставившую ее почувствовать себя совсем маленькой девочкой.

Линдзи даже и не подумала выйти из машины, чтобы проверить, можно ли открыть ворота. Когда Хатч указал направление, она просто-напросто прижала педаль акселератора к полу. Машина, взбрыкнув, пулей помчалась вперед. С треском и грохотом, напрочь снеся ворота и разбив передок уже основательно потрепанной в пути машины, лишившись к тому же одной из фар, они ворвались на территорию парка.

Направляемая Хатчем, она проехала по окружной служебной аллее почти половину парка. По левую руку от них бежал высокий забор, покрытый коряво торчащими обрывками вьющейся лозы, когда-то полностью скрывавшей в густой листве звенья цепи, а ныне засохшей на корню после того, как была отключена система водоснабжения. По правую — глухие торцовые стены павильонов, в которых размещались катальные горки, сооруженные с расчетом на такие длительные сроки эксплуатации, что демонтировать их было не так-то просто. Попадались строения с затейливыми фасадами, поддерживаемыми наклонными опорами, хорошо видимыми сзади, со служебной аллеи.

Свернув с аллеи и проскочив между двумя такими постройками, они помчались по широкой петлявшей дороге, по которой раньше двигались толпы народу. Огромное, самое большое из тех, что ей когда-либо доводилось видеть в жизни, чертово колесо, разбитое ветрами, иссушенное солнцем и потрепанное годами забвения, высилось в ночи, подобно громадному скелету левиафана, начисто обглоданного стервятниками.

У одного из крупных сооружений, у береговой кромки засохшего пруда, стояла машина.

— «Дом ужасов», — выдохнул Хатч, так как знал это место по своим видениям.

Крыша сооружения представляла собой целый ряд остроконечных шатров, словно была куполом цирка-шапито, под которым размещалось сразу несколько арен.

Линдзи могла видеть только то, что попадало в свет фар движущейся машины, но и этого было достаточно, чтобы вызвать в ней отвращение к окружавшему их пейзажу. Не будучи по природе суеверкой — хотя, если учесть все происходящее, быстро таковой становилась, — она тем не менее физически ощутила смрадное дыхание смерти, исходящее от этого строения, как ощутила бы холод, исходящий от глыбы льда.

Она вплотную подъехала сзади к стоявшей машине. «Хонде». Пассажиры покинули ее в такой спешке, что оставили открытыми обе передние дверцы, и внутри машины горел свет.

Схватив браунинг в одну руку и фонарик в другую, Линдзи выскочила из «мицубиси» и, подбежав к «хонде», заглянула внутрь. Регины там не было.

Она обнаружила, что наступил момент, когда страх как бы уже застыл на самой верхней точке шкалы. Каждый оголенный нерв напряжен до предела. Мозг не в состоянии больше принимать новую информацию и, достигнув предела восприятия ужаса, оцепенел. Любое повое потрясение, любая новая ужасная мысль больше уже ничего не могут изменить — мозг механически регистрирует поступающую информацию, никак не обрабатывая ее. Линдзи почти ничего не помнила из того, что произошло дома или во время призрачно-нереальной погони по пути сюда; все это выветрилось у нее из головы, остались какие-то несвязанные между собой детали: все ее внимание было сосредоточено только на настоящем.

Прямо у нее под ногами в падавшем из открытой дверцы машины на землю свете и затем дополнительно освещенный ее фонариком лежал длинный обрывок бечевки. Она подняла его и увидела, что раньше он был завязан петлей, а затем узел был перерезан.

Хатч взял у нее бечевку.

— Этой бечевкой он связал ей ноги. А когда приехали, потребовал, чтобы она шла сама.

— Где они сейчас?

Фонариком он повел в противоположную от них сторону лагуны, поверх трех больших серых, лежавших на боку гондол с чудовищными надстройками в носовой части, на двустворчатые деревянные ворота на уровне фундамента «Дома ужасов». Одна створка ворот провисла на петлях, другая была широко распахнута. Свет фонарика, работавшего на четырех батарейках, едва достигая ворот, упирался в жуткий мрак за ними, не в состоянии его пробить.

Линдзи, обогнув машину, быстро перелезла через бетонный бордюр. Несмотря на предупреждающий возглас Хатча: «Линдзи, подожди», она даже и не подумала остановиться (а сам он разве стоял на месте?), подгоняемая мыслью, что Регина находится во власти воскрешенного к жизни, сумасшедшего отпрыска Нейберна.

Когда она по дну лагуны бежала к воротам, то совсем не думала об опасности, грозившей ей самой: страх за Регину вытеснил из ее головы все остальное. Сообразив, однако, что спасение девочки во многом зависит от того, останется ли она в живых, Линдзи на бегу стала водить лучом фонарика из стороны в сторону, опасаясь, что на нее могут напасть сзади, из-за одной из лежащих на боку серых громадин.