Дин Кунц - Избранные произведения. I том [Компиляция]

А еще он ощущал потребность говорить. И сказал:

— Джоко все закончил примерно час назад. Выбрал, вырвал и сложил. А потом Джоко был принцессой Джозефиной. Не настоящей. Заменой. Не надевал платье, ничего такого. Заменой для чаепития. С принцессой Крисси. Ее папа, я не знаю. Может, он рубит головы. Может, не рубит. Джоко потел из ушей. В остальном хорошо справился. Джоко ненавидит чай. Чай противный. Вупи-паи вкусные. Вкуснее жуков. Которых Джоко ел раньше. Когда жил в канализации. Гораздо вкуснее. В канализации нет вупи-паев. Джоко нравятся «Маленькие женщины», фильм. У Джоко есть все версии. Бедняжка Бет. Она всегда умирает, в каждой версии. Это просто убивает Джоко. Джоко плачет. И не стыдно. Это хорошие слезы. Но они должны снять ремейк «Маленьких женщин». Дать Бет выжить. Джоко смотрел бы его тысячу раз. Только если играть Бет будет не Джонни Депп. Ты знаешь Джонни Деппа? Наверное, нет. Разные социальные круги. Раньше Джоко боялся Джастина Бибера. До сих пор немножко боится. Но потом увидел Деппа. У тебя есть аллергии? У Джоко есть. Малина. Лицо опухает. Много соплей. Ну, не соплей. Хуже соплей. Не знаю чего. Анализ не делали. Отвратительно. Джоко может быть отвратительным. Но не специально. Тебе нравится кружиться? Джоко нравится кружиться.

Большой парень сказал:

— Ты замечательно справился.

Джоко чуть не умер от радости.

— «Движение к Идеальному Миру». Этот Виктор Лебен, без сомнения, клон нашего Виктора. Я был на складе, который, как ты выяснил, принадлежит им. Но он находится не там. Там центр для ликвидации людей, замененных репликантами. Разве ты не нашел ничего, что указывало бы на собственность «Движения к Идеальному Миру» неподалеку от Шоссе конца света?

Джоко покачал головой. Уверенно. Гордясь своей предусмотрительностью.

— Нечего находить. Джоко выщелкал из данных все кукурузинки. Поджарил, помаслил, посолил и съел. Очистил сетевую луковицу до последнего слоя. Съел банан до кожицы. Резал, крошил, шинковал, дробил, разминал — и ты видишь все, что добыл. Джоко готов поставить на это собственную жизнь. Джоко убьет себя, если пропустил что-то. Жестоко себя убьет. Дико. Убьет и снова убьет.

— «Движение к Идеальному Миру», — задумчиво повторил Девкалион. — Знание этого названия — ключ. И с помощью этого мы его и найдем.

Поднялся слабый ветер, и мистер Лисс назвал его чертовым, но не потому, что ветер выдували черти, а оттого, что он начал сглаживать следы снегохода. И как только показалось, будто следы исчезнут прямо у них на глазах, они увидели сквозь снег светящиеся окна и добрались до дома Бозмана.

Печальная музыка все еще звучала. Мистер Лисс, подобрав с верстака в гараже свое длинное ружье, отправился в дом, в гостиную.

Намми пошел за стариком, хотя и не желал за ним идти, потому что боялся чудовища, игравшего на пианино. Но было в мистере Лиссе что-то, что заставляло за ним следовать, хоть Намми и не мог понять что. Дело было не в том, что он иногда грозил отрезать тебе ноги и скормить их волкам, если не будешь шагать за ним или делать другие вещи, которых он от тебя хотел. На самом деле Намми отчего-то хотелось следовать за мистером Лиссом, несмотря на угрозы. Возможно, вначале угрозы и были частью того, что заставляло Намми остаться с ним, но теперь дело было в чем-то другом. Будь бабушка жива, она бы поняла, что это такое, и смогла бы объяснить Намми.

В гостиной мистер Лисс сказал пианисту:

— Или Бозман был самым депрессивным сукиным сыном из всех, что жили когда-либо, или ты просто не хочешь играть известную ему музыку повеселее.

— Убей меня, — сказал пианист. — И музыка прекратится.

— Как никто другой, я хочу это сделать больше всего на свете, — сказал мистер Лисс. — Я убивал всех монстров, которые мне попадались, а их попадалось немало. Но ни один из них не будет мне это приказывать . Я не из тех, кому можно диктовать условия. Малыш, подтверди.

Намми сказал:

— Это правда. Мистеру Лиссу нельзя приказывать. Он сразу начинает сопротивляться. Если бы он горел, а кто-то сказал ему прыгнуть в воду, мистер Лисс мог бы не сделать этого только потому, что это была не его личная идея.

— Черт подери, — сказал старик. — Это откуда такие мысли?

— От меня, сэр.

— Да я понял, что от тебя, я же слышал, что ты это говоришь. Но идея-то глубже, чем бóльшая часть твоей болтовни и лепета. Не то чтобы я хотел тебя на подобное вдохновлять. Я не просил сеансов психоанализа. Я попросил тебя подтвердить мое простое утверждение для этого мрачного урода.

Руки Ксерокса Бозмана, как и раньше, летали взад-вперед по клавишам, словно не извлекали музыку из инструмента, а сама музыка была в руках и пианино притягивало ее наружу, как земля притягивает молнии в грозу.

Намми почувствовал, что его, как и прежде, немножко гипнотизируют летающие руки. И мистера Лисса, скорее всего, они тоже гипнотизировали, потому что он долго слушал, ничего при этом не говоря.

Но потом старик все-таки сказал:

— Если ты хочешь умереть из-за того, что увидел во время смерти Бозмана, почему сам не убьешь себя?

— Я не могу. Моя программа запрещает самоуничтожение.

— Твоя программа.

— Та, что была инсталлирована в меня в Улье, в лаборатории, где меня сделали.

— Франкенштейном, — насмешливо сказал мистер Лисс. — В Улье.

— Именно так.

— Ты все еще рассказываешь эту сказку.

— Это правда.

— А то, что ты марсианин или другая злобная мерзость с другой планеты, — неправда?

— Неправда, — сказал пианист.

— Мы сегодня вечером сожгли какие-то большие коконы. Ты делаешь такие коконы?

— Нет. Я коммунитарий. Коконы делают Строители. Но всех нас делают в Улье.

Мистер Лисс долго над этим думал, прежде чем сказал:

— Раньше я хотел убить тебя, но по какой-то причине думал, что это плохая идея. И все еще считаю это плохой идеей, черт меня знает почему, ведь удовольствия я получил бы немало. Так вот что я тебе скажу — я убью тебя наверняка и точно, как только почувствую, что это правильно.

Музыка была очень печальной. Намми подумал, что человек может свернуться в клубочек и никогда больше не развернуться, если слишком долго станет такое слушать.

— Взамен, — сказал мистер Лисс, — ты пойдешь с нами и ответишь на некоторые вопросы.

— Какие вопросы? — спросил пианист.

— Любые гребаные вопросы, которые мне придет в голову задать. Я не собираюсь заранее давать тебе список вопросов, чтобы ты мог изучить их и придумать кучу лживых ответов. Тут у нас О'Бэннон дурачок, а не я, и лучше тебе это запомнить. Если соврешь мне, я узнаю, я носом чую вранье лучше, чем гончая ближайшую сосиску. И тогда я посажу тебя в клетку, буду хорошо кормить и никогда не убью. Тебе придется заслужить то, чего ты хочешь. Это понятно?