Тим Волков - Город Безликих [litres]

Коломеец ушел. Ожогин остался. Лежал в пыли и плакал, и все никак не мог остановиться, глядя на сломанный инструмент.

И вдруг – другая картинка перед глазами.

Первый день в секции карате. Огромный зал, гулкое эхо раскатывается по нему. Учитель – Вольтер Петрович – рассказывает про свой вид спорта, а другие пацаны уважительно перешептываются после каждого показанного приема и оценивают: «Брюса Ли побил бы? А Чака Норриса?» Все сходятся во мнениях, что с Брюсом Ли вышла бы ничья, а Чака Норриса точно бы уложил с ноги.

Третья картинка: первый районный чемпионат по карате. И там же – первая золотая медаль и почетная грамота. Мать Ожогина светится от счастья. Батя молчалив, но горд – это видно по глазам.

Еще одна картинка: Коломеец с расквашенным носом валяется в грязи, плачет, выдувая из ноздрей огромные кровавые пузыри. Выпускной вечер. Танцы. Лицо Светки растворяется в пьяной дымке и превращается в лицо начальника военкомата, который говорит напутственные слова новобранцам. Голос его дребезжит, а буква «п», которую он произносит как-то по-особому, с придыхом, похожа на сухой стрекот автомата, раздающийся поутру в горах. Умирать утром обиднее всего. Отстоял смену в карауле, все тихо-спокойно, сдал, идешь на завтрак, а потом спать, и тут эта внезапная военкомовская «п-п-п-п-п!» – и тебя нет.

Госпиталь. Осенним ранним утром все кажется ненастоящим. Лечащий врач греет солнечный шприц. Укол – и тепло разливается по телу. Ничего не болит. И белый потолок. Лампа. Сон. Снится дорога. Гравийка, от железнодорожной станции до блокпоста. Мордатый старлей жирными потными пальцами теребит пропуск и перечитывает по несколько раз. Наконец разрешает пройти, напоследок предостерегая от выбросов и аномалий. Эти слова не пугают. Тому, кто однажды умирал, уже ничего не страшно.

И вот он здесь. Картинки исчезли, и Ожогин ощутил, как по телу прошелся ледяной холод.

«Вот это, значит, как происходит», – промелькнула мысль. Тогда, когда его серьезно ранили, все было иначе. Просто идешь себе, а потом сразу лежишь в палате. И между этими двумя событиями ничего нет, пустота. Никаких тебе воспоминаний, ничего. А тут иначе. Верно, и смерть медленнее наступает. Как змея подкрадывается, обвивает шею и душит, никуда не торопясь.

«Давай уже быстрее!» – не вытерпел капитан.

Но смерть не приходила. И Зона пропала, оставляя его наедине в кромешном мраке. Ожогин вдруг испугался – неужели это и есть смерть: пребывать в вечном сознании во мраке? Нет! Уж лучше выключите разум, как телевизор из розетки! Сделайте пустоту, которая была после выстрела в голову. Не надо оставлять его наедине со своими мыслями! Нет! НЕТ! НЕТ!

– И что, мы ничего не будем делать?

Возмущению Макса не было предела.

– Почему ничего? Отстреливаться будем! – возразил я. – Админ, давай оружие – все, что есть!

Пилот кивнул на ящик, подвешенный ремнями к верху кабины.

– Вот тут, в заначке, немного гранат имеется. А здесь, – он указал на деревянную коробку, стоящую в дальнем конце фюзеляжа. – Основное, что взяли с собой.

– Отлично! Тогда план такой – разбираем автоматы и не даем им сунуться сюда. Держим оборону. Главное – не дать захватить нас в плен. У них другого выбора не останется, кроме как либо нас сбросить, либо тащить до Города, чтобы там уже, на земле, взять тепленькими.

– А что значить сбросить? – робко спросил Саня, поглядывая на меня.

– Не дрейфь – прорвемся! Админ, ты старайся менять натяжение троса, которым они нас приковали к себе. Их дирижабль менее маневренный, чем наш самолет, поэтому им будет труднее. Если получится, то можешь расшатывать их – не давай, в общем, им спокойной жизни.

– Хвост наш может не выдержать.

– Тогда аккуратнее шатай.

– Понял, сделаем!

– Все, ребята! По местам! Устроим им рок-н-ролл!

Мне с трудом верилось, что неизвестные начнут, словно канатоходцы, пробираться к нам в самолет – гораздо безопаснее было просто отбуксировать нас к себе и там уже захватить, но я недооценил врага.

Двое высунулись из кабины дирижабля и ловко поползли по канату. Странные существа в странных масках, не имеющих прорезей ни для глаз, ни для носа, словно обезьяны, быстро преодолели разделяющее нас пространство, и если бы не вовремя очнувшийся от ступора Макс, нам бы точно не поздоровилось. Раздалась автоматная очередь. Первого карабкающегося откинуло назад, он вскинул руки, не удержался и полетел вниз. Второй в это время уже достал арбалет и начал стрелять в ответ.

– Держитесь! Сейчас я его стряхну! – закричал Админ, выворачивая штурвал.

Самолет натужно загудел, приблизился к дирижаблю. Канат, словно пуповина скрепляющий нас, обвис. Вместе с ним – и второй «акробат».

– Почувствуй себя стрелой!

Админ вновь выправил штурвал, и самолет резко ушел в сторону, вновь натягивая трос. Получилось и в самом деле очень похоже на самострел. Канат резко натянулся до состояния струны и подбросил висящего вверх.

Но перевести дыхание мы не успели. На смену первым двум на канат начали лезть другие.

– Да сколько же их там? – удивился Макс, перезаряжая автомат.

– Тут ведь вот какая штука получается, – философски заметил Лева. – Что они абсолютно не жалеют своих бойцов в надежде захватить нас. А о чем это говорит?

– О чем? – переспросил Макс.

– О том, что мы для них очень ценны. И стреляют видал как? В окна не бьют, только по обшивке.

– И правда.

И словно в подтверждение его слов, из переговорного устройства в кабине вдруг раздался резкий противный голос:

– Мы вас не тронем! Повторяю – мы вас не тронем! Сдавайтесь!

– А вот огородный хрен тебе в трусы! – процедил Макс. – Не будем сдаваться!

– Я думаю, что все же придется, – тихо заметил Админ.

– Это почему же? – спросил его я.

– Горючка на нуле.

Самолет чихнул, начал дергаться и дрожать, словно испуганный щенок, а потом хрипло кашлянул – и винт замер. Машину начало кренить.

– Что будем делать? – спросил Админ. Уже в который раз.

– Дай рацию, – сказал я.

Админ протянул замотанное изолентой переговорное устройство.

– Эй, вы, там, на дирижабле! Слышите меня?

– Да, мы слышим вас. И хотим, чтобы вы немедленно…

– А теперь заткнись и слушай нас. Мне плевать, что вы там хотите! Условия здесь выставляю я. Усек?

На другом конце благоразумно молчали.

– Вот и хорошо. Значит, так. Во-первых, я хочу, чтобы вы перестали нас атаковать. Пожалейте своих бойцов, мы их с легкостью будет убивать, если вы не остановитесь. Во-вторых, прямо сейчас требую плавного снижения и приземления. В-третьих…

Закончить я не успел – противный голос из динамика меня перебил:

– У нас Ожогин. Он умирает. И только мы можем ему помочь.