Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

— Ешьте.

Это был хлеб, намоченный в горячем молоке с мёдом. Изумлённо открыв рот и проглотив первую ложку, Кэсерил опёрся на подушки.

— Я не настолько болен. — В попытке восстановить своё достоинство он отобрал у Бетрис плошку; она не возражала и сидела на кровати молча, пока он ел. Кэсерил почувствовал, как он, оказывается, был голоден. Всё съев, он понял, что ему больше не холодно.

Бетрис удовлетворённо улыбнулась.

— Теперь цвет вашего лица нравится мне куда больше. Уже не такой призрачный. Хорошо.

— Как принцесса?

— Намного лучше. Она была… совсем убита. А теперь, после того как с её плеч спала эта невыносимая тяжесть, на неё радостно смотреть.

— Да, я понимаю.

Бетрис кивнула.

— Сейчас она отдыхает, пока не пора будет одеваться. — Она забрала из его рук опустевшую плошку, поставила её рядом и понизила голос: — Кэсерил, что вы делали прошлой ночью?

— Ничего. Правда.

Её губы сердито сжались. Но зачем было перекладывать на её плечи этот груз? Признание облегчит его душу, но вдруг ей придётся давать показания под присягой?

— Лорд ди Ринал говорит, вы заплатили пажу за крысу. Это и заставило, по словам ди Ринала, лорда ди Джиронала ворваться к вам в комнату. Паж сказал, вы хотели её съесть.

— Ну да. Это не преступление, когда человек хочет съесть крысу. Маленький праздник в память об осаде Готоргета.

— Да-а? Но вы же только что сознались, что не ели со вчерашнего утра?

Бетрис поколебалась и продолжала:

— Горничная говорит, что в вашем горшке, когда она выносила его утром, была кровь.

— Демоны Бастарда! — Кэсерил, улёгшийся было на подушки, снова сел. — Есть ли хоть что-нибудь святое в этом замке, не подлежащее обсуждению? Человек что, не может считать своей неприкосновенной собственностью даже ночной горшок?

Она протянула руку.

— Лорд Кэс, пожалуйста, не шутите так! Насколько вы больны?

— У меня болел живот. Теперь всё прошло. Такое случается. И не о чем тут разговаривать. — Он поморщился и решил не рассказывать о своих галлюцинациях. — Кроме того, кровь в горшке — крысиная. И живот болел из-за того, что я съел эту тварь. Ну?

Она медленно произнесла:

— Хорошая история. Всё вроде бы сходится.

— Ну, так чего же ещё?

— Но, Кэс, люди решат, что вы — странный.

— Что же, добавим это в коллекцию сплетен. Будет соседствовать с той, где рассказывается, как я насилую девушек. Наверное, для достижения необходимого равновесия мне потребуется приписать ещё одно извращение — к примеру, попытки использования смертельной магии. Это приведёт к равновесию на виселице.

Бетрис нахмурилась и выпрямилась.

— Ладно. Я не буду давить на вас. Однако мне интересно, — она обхватила себя руками, — если двое — теоретически — одновременно пытаются прибегнуть к смертельной магии против одного человека, могут ли они оба достигнуть цели и остаться… полуживыми?

Кэсерил пригляделся к девушке — нет, она не выглядела больной — и покачал головой.

— Не думаю. Принимая во внимание, что люди давно и разными способами пытаются использовать смертельную магию, таковое, будь оно возможным, уже наверняка имело бы место в прошлом. Бастардов демон смерти всегда изображается на храмовых фресках с коромыслом на плечах, на котором висят два одинаковых ведра — одно для души убийцы, другое для души жертвы. — Тут на ум ему пришли слова Умегата: «Я вообще уверен, что только так и бывает». — Не думаю, что демон или сам Бастард может делать выбор.

Бетрис прищурилась.

— Вы сказали, что если не вернётесь к утру, мы не должны беспокоиться и искать вас. Вы сказали, что с вами всё будет в порядке. А ещё вы сказали, что если тела своевременно не сжечь, то ими могут завладеть призраки.

Кэсерил почувствовал себя неуютно и заёрзал в подушках.

— Ну, я просто пытался предусмотреть кое-что — в некотором роде.

— Предусмотреть что именно? Вы собирались уйти, не оставив тем, кто беспокоится о вас, никаких сведений о том, где вас искать и какому богу за вас молиться.

Он откашлялся.

— Вороны Фонсы. Я забрался прошлой ночью в башню, чтобы… э-э… помолиться. Если бы всё пошло… э-э… несколько иначе, то они позаботились бы о моём теле, как их собратья заботятся о трупах павших на поле брани или затерявшихся в горах овец.

— Кэсерил! — возмущённо закричала Бетрис, но потом снова понизила голос до шёпота. — Кэс, это… это… вы имеете в виду, что полезли туда в одиночку, чтобы умереть в отчаянии, оставив своё тело на растерзание этим… Это ужасно!

Он вздрогнул, увидев слёзы, навернувшиеся на её глаза.

— Ну-ну. Всё не так плохо. Вполне по-солдатски, полагаю. — Он поднял руку, чтобы утешить её, но затем заколебался и не решился дотронуться до неё.

Руки Бетрис стиснули складки платья.

— Если вы ещё хоть раз сотворите что-либо подобное, не сказав мне ни слова, я… я… залеплю вам пощёчину, глупец вы этакий! — Она зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы, затем потёрла лицо ладонями и села, выпрямив спину. Голос её вновь обрёл обычное спокойное звучание. — Церемония прощания начнётся за час до заката, в храме. Вы думаете пойти или собираетесь остаться в постели?

— Если вообще буду в состоянии ходить — я обязательно пойду. Я должен там быть. Каждый враг Дондо будет там только для того, чтобы доказать, что не он повинен в его смерти.

Ритуал прощания с Дондо ди Джироналом привлёк не в пример больше внимания, чем похороны бедного одинокого ди Санды. Сам рей Орико в траурных одеяниях возглавил прибывших из Зангра дворян. Рейну Сару доставили в носилках. Её лицо было непроницаемо, словно выточено изо льда, а одежда была вызывающе яркой, усыпанной украшениями. Остальные пытались не замечать подобного проявления радости.

Кэсерил украдкой смотрел на неё, привлечённый не этим неуместным нарядом, а другой её одеждой — такой же тёмной аурой, как у Орико. Вокруг Тейдеса он видел такую же — она следовала за ним по мощёным улицам города. Чем бы ни являлось это призрачное облако, оно присутствовало вокруг каждого члена царственной семьи. Кэсерилу стало интересно, что бы он увидел, если бы мог взглянуть сейчас на вдовствующую рейну Исту.

Настоятель храма Святого Семейства Кардегосса в пятицветном облачении начал церемонию на заполненном людьми дворе храма. Процессия из дворца Джироналов установила гроб с телом в нескольких шагах от Очага Богов — круглой каменной платформы, защищаемой от дождя медным куполом, опиравшимся на пять тонких колонн. Сероватый, не дающий тени свет угасающего дня уже собирался смениться сумерками туманного вечера.

Застывшее тело Дондо было обложено цветами и травами для привлечения удачи и защиты — слишком поздно, подумал Кэсерил — и облачено в сине-белые генеральские одежды священного ордена Дочери. На груди лежал меч без ножен, руки сжимали рукоять. Тело не выглядело раздувшимся или изменившим форму — ди Ринал прошептал, что его, верно, плотно обмотали льняными бинтами перед тем, как одеть. Лицо Дондо было значительно более распухшим, чем у одного из его приятелей, виденных Кэсерилом сегодня поутру. Тело придётся сжечь вместе со всеми кольцами, надетыми на толстые, как сардельки, пальцы; снять их под силу только разве мяснику с разделочным ножом.