Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

На реке ладья казалась достаточно большой, но, на взгляд Ингри, для открытого моря была безумно мала. Это впечатление ещё усилилось, когда через борт перелез белый медведь и с усталым вздохом плюхнулся посередине ладьи на, по-видимому, своё привычное место. Ладья закачалась, но постепенно остановилась; Джокол накинул цепь на крюк, вбитый в мачту. Оттовин с опасливой улыбкой показал Ингри на шаткую доску, служившую сходнями, — сам он пробежал по ней с привычной лёгкостью. В сумерках сияние ламп, горевших в шатре, казалось удивительно гостеприимным; их вид напомнил Ингри о маленьких деревянных корабликах со свечами, которые они с отцом пускали по реке в День Сына. То были счастливые времена — волки ещё не сожрали их мир.

Две дюжины островитян радостно приветствовали и своего князя, и медведя, к которому явно привыкли. Все это были сильные мужчины, пусть никто из них и не мог равняться ростом с Джоколом; почти все они были так же молоды, как их вождь, хотя Ингри заметил несколько седых голов. У кого-то, как у Джокола, волосы были стянуты в хвост, у других — заплетены в косы, а один парень был острижен наголо: судя по его покрытой сыпью и воспалённой коже, это было скорее всего отчаянной попыткой стравиться с паразитами. Все спутники Джокола носили добротную одежду и, судя по количеству оружия, вместе с вёслами аккуратно уложенного вдоль бортов, все были хорошо вооружены. Слуги, воины, матросы, гребцы? Ингри решил, что все они одинаково делали всю необходимую работу: тут не было места бессмысленному делению — бурное море такого бы не позволило.

Доставив медведя, Ингри хотел бы уйти, но подумал о том, что, как человек хранителя печати Хетвара, не должен отказываться от гостеприимства Джокола, чтобы не вызвать дипломатических осложнений. Он только надеялся, что ритуал будет коротким. Джокол жестом пригласил Ингри в шатёр, который оказался достаточно просторным. Он был сделан из шерсти, пропитанной для защиты от влаги жиром; Ингри решил, что его нос скоро привыкнет к запаху. Внутри на козлах были установлены два стола со скамьями по бокам и ещё одной в глубине — к ней-то Джокол и провёл Ингри. Сам князь и его помощник Оттовин уселись с двух сторон от гостя; остальная команда суетилась вокруг, быстро расставляя блюда с угощением.

Светловолосый молодой человек с рыжеватой бородкой, окружавшей, как ореолом, его подбородок, поклонился сидящим во главе стола и принялся раздавать деревянные чаши. Другой дружинник шёл за ним следом и наполнял чаши какой-то беловатой жидкостью — сначала чашу гостя, потом Джокола, потом Оттовина. От чаш поднимался густой пар. Оттовин, чей вилдианский заметно уступал умениям Джокола, помогая себе знаками, объяснил Ингри, что напиток приготовлен не то из молока, не то из крови кобылицы. Попробовав его, Ингри решил, что неверно понял: речь, должно быть, шла о кобыльей моче… По крайней мере, судя по попытке изобразить ржание, которую в пояснение предпринял Оттовин, лошади явно имели отношение к напитку. Что ж, решил Ингри, ради вежливости он выпьет, давясь, эту гадость, а потом распрощается. Можно сослаться на необходимость явиться к Хетвару и дипломатично улизнуть.

Дружинники установили перед шатром жаровню и устроили импровизированную кухню; долетевший оттуда запах жарящегося мяса неожиданно заставил Ингри проглотить слюну.

— Мы будем есть мясо скоро, — заверил его Джокол с улыбкой хозяина, стремящегося угодить гостю.

Поесть Ингри где-нибудь всё равно было нужно: появляться перед хранителем печати после того, как он на голодный желудок осушил чашу этого крепкого питья, было бы неблагоразумно. Он кивнул, и Джокол хлопнул его по плечу и широко улыбнулся.

Однако улыбка Джокола погасла, когда его взгляд упал на кровоточащую правую руку Ингри. Князь ухватил за рукав пробегавшего мимо дружинника и тихо отдал ему какой-то приказ. Через несколько минут явился пожилой воин с миской горячей воды, корпией и бинтами. Потеснив на скамье Оттовина, он знаками попросил Ингри показать свою пораненную руку и выразительно покачал головой, когда, сняв заскорузлую повязку, обнаружил свежую рану и прежние багровые синяки. Оттовин, наклонившийся, чтобы лучше видеть, тихо присвистнул и сказал что-то на своём языке; в ответ Джокол только хмыкнул и любезно поднёс к губам Ингри чашу с напитком, прежде чем лекарь принялся стягивать и сшивать края раны. К тому времени, когда дело было сделано, рука забинтована, а дружинник с поклоном удалился, Ингри хотелось только одного: положить идущую кругом голову на колени и закрыть глаза. Было ясно, что в ближайшем будущем никуда он с ладьи не уйдёт.

Как и обещал Джокол, еда появилась быстро и в изобилии. К удовольствию Ингри, не было подано ни сушёной рыбы, ни сухарей, ни других отвратительных припасов мореходов: провизия явно была только что куплена на городском рынке. Повара во дворцах столичной знати могли бы, возможно, приготовить и более изысканные блюда, но угощение было вкусным и вовсе не похожим на походный рацион, которого ожидал Ингри. Сосредоточившись на еде, Ингри не успел остановить дружинника, наполнявшего чаши, как только питьё в них убывало.

Уже давно наступила ночь, когда сидящие за столом начали сопротивляться попыткам заново наполнить их тарелки. Осуществление задуманного Ингри плана — дать времени и еде возможность протрезвить его достаточно, чтобы можно было отправиться во дворец хранителя печати — явно затянулось… Свет ламп озарял разгорячённые и лоснящиеся от жира лица вокруг.

Гул голосов смолк, когда один из дружинников обратился к Джоколу с какой-то просьбой. Тот улыбнулся и покачал головой, но потом кивнул и указал на Оттовина.

— Они желают услышать сказание, — шепнул Джокол Ингри. Оттовин поднялся, поставил одну ногу на скамью и прочистил горло. — Этой ночью мы их много услышим.

Чаши были наполнены новым напитком. Осторожно попробовав его, Ингри нашёл, что на вкус он напоминает смесь сосновых иголок с ламповым маслом; даже дружинники Джокола пили его понемногу.

Оттовин начал напевный речитатив, ритмично отдававшийся от стенок шатра. Слова мелодичного языка островитян дразнили Ингри — они были почти узнаваемы, а иногда из плавного потока выныривали знакомые созвучия. Были ли то заимствования из вилдианского языка или просто совпадения, Ингри определить не мог.

— Он рассказывает историю Йетты и трёх коров, — шепнул Ингри Джокол. — Это любимое сказание моих людей.

— Ты можешь перевести? — прошептал в ответ Ингри.

— Увы, нет.

— Слишком трудно?

Голубые глаза Джокола потупились, и гигант покраснел.

— Нет, слишком непристойно.

— Как, неужели ты не знаешь всех этих коротеньких словечек?