Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

— Но кольцо сеньора Ферранте? Я дважды видела, как он творил им насилие.

— Но один раз оно прожгло его и другой службы не сослужило. — Мастер Бенефорте улыбнулся в бороду, но тут же его улыбка угасла. — Это кольцо оказалось полно зла даже больше, чем я думал.

— А что такое кольцо духов, батюшка? Вы говорили, что видели такое кольцо у владетеля Флоренции, и это не было грехом.

— Кольцо духов, ныне на пальце Лоренцо Медичи, дитя, сделано мной! — с тихим вздохом признался мастер Бенефорте и с тревогой взглянул на дочь из-под полей шляпы. — Церковь запретила эти кольца, и по веской причине, но я счел, что то, как мы взялись за него, даст мне возможность создать сильный талисман, но остаться чистым. Не знаю… Видишь ли, если сохранять труп умершего без покаяния и не погребенного (что есть нарушение святого закона), то, только что отлетевши, дух остается возле тела. И если сделать все надлежащим образом, этого духа можно подчинить чьей-то воле.

— Обратить в рабство? — Фьяметта нахмурилась: это слово оставило на ее языке неприятный привкус железа.

— Да… или… в кабалу. А во Флоренции дело обстояло так: у сеньора Лоренцо был друг, который запутался в долгах, а потом смертельно заболел. И сеньор Лоренцо заключил с ним договор. За службу его души в кольце после его естественной кончины Лоренцо обещал содержать его семью. И клятву эту, насколько мне известно, сеньор Лоренцо свято блюдет по сей день. И еще он поклялся освободить дух покойного, когда почувствует приближение собственной смерти. Магия духов чрезвычайно сильна. Мне кажется, в том, что мы сделали, греха не было. Но реши какой-нибудь узколобый инквизитор иначе, гореть бы Лоренцо и мне спина к спине на одном костре. А потому сохрани мой рассказ в тайне, дитя. — Мастер Бенефорте добавил, вспоминая:

— Тело мы спрятали в старом сухом колодце под одной из новых построек Медичи в самом сердце Флоренции. Сила кольца уменьшается, если забрать его далеко от былого телесного приюта.

Фьяметта задрожала:

— Вы видели мертвого младенчика, когда сундучок с солью раскрылся?

— Да, видел. — Мастер Бенефорте испустил тяжкий вздох.

— Это не мог быть… малый грех.

— Да. — Губы мастера Бенефорте сурово сжались. — Ты стояла ближе. Ты не разглядела, была это девочка?

— Да, — Боюсь… это была собственная мертворожденная дочь сеньора Ферранте. Противно естеству…

— Мертворожденная? Или убитая? Но конечно же, только бедняки тайно придушивают нежеланных дочерей.

Мастер Бенефорте склонил голову.

— В этом секрет, видишь ли. Дух убитого… обладает особыми силами. Особой злобой. Убитый, некрещеный, непогребённый младенец… — он поежился, несмотря на жару.

— И вы все еще считаете, что в мире нет ничего совсем черного.

— М-м… — Он скорчился в лодке. — Признаюсь, — прошептал он, — я боюсь подумать, какого цвета сердце Уберто Ферранте.

— Младенец не может по своей воле отдать свой дух в кабалу. Значит, ее поработили, — сказала Фьяметта нахмурясь. — Принудили без ее ведома.

Губы мастера Бенефорте изогнулись.

— Но это позади. Я выпустил ее из кольца. Она унеслась и той вспышке, которую ты видела.

Фьяметта выпрямилась.

— Ах, батюшка, как хорошо! Спасибо!

Он поднял брови, сбитый с толку ее горячностью, тронутый вопреки себе.

— Ну… не знаю, хорошо ли это обернется. Сеньор Ферранте, наверное, на многое пошел, лишь бы подчинить эти силы своей воле. И ярость его будет безгранична — сразу лишиться плода стольких стараний! Ожог на пальце — ничто в сравнении с потерей такого могущества. Но ожог будет служить ему напоминанием. О да. Он меня не забудет.

— Но вы всегда хотели, чтобы вас помнили.

— Да, — вздохнул он. — Но боюсь, такая слава может оказаться слишком губительной.

День тянулся и тянулся. Под южным ветерком тяжелая лодка двигалась еле-еле, ее и пешком можно было бы обогнать, но зато ровно и непрерывно. Берег менялся: крестьянские дома, виноградники, рощи справа, осыпи, колючие кусты, каменные обрывы слева. К большому облегчение Фьяметты, мастер Бенефорте некоторое время дремал. Она молилась, чтобы, проснувшись, он почувствовал себя лучше. И правда, когда его глаза открылись в косых лучах предвечернего солнца, он впервые сел прямо.

— Как мы плывем?

— По-моему, озеру придет конец тогда же, когда и дневному свету.

Она почти пожалела, что озеро не тянется на север без конца, но когда холмы у этой последней излучины разошлись, за ней оказалась не уходящая вдаль водная гладь, а замыкающий берег и крохотная деревушка Сеччино, примостившаяся на его краю.

— Ну, пока ветер не стихнет…

— Последний час он стал капризным, — призналась Фьяметта и снова поправила парус.

Мастер Бенефорте смотрел на бирюзовую чашу неба, изогнувшуюся между холмами.

— Будем уповать, что вечером не разразится буря. А если ветер совсем стихнет, у нас есть весла.

Она поглядела на весла с тревогой. Тщетной оказалась ее последняя надежда избежать страшного берега, пусть даже ветер и стих бы совсем, что как будто и должно было произойти. Последние полчаса они еле продвигались вперед. Поверхность озера стала совершенно шелковой, и пошлёпывание с борта маленьких поднятых ветром волн совсем стихло. До деревни оставалась еще миля. Фьяметта наконец сдалась и опустила парус.

Она вставила тяжелые весла в уключины и хотела пересесть на среднюю скамью, но мастер Бенефорте сердито фыркнул.

— Пусти-ка! — сказал он. — Твои детские ручонки и до ночи туда не догребут.

Он прогнал ее со скамьи взмахом руки и сел на весла. Крякнув, он погнал лодку вперед сильными гребками, всплескивая воду и оставляя крутящиеся воронки на зеркальной поверхности. Но минуты через две он опустил весла, и его лицо вновь стало серым даже в оранжевых отблесках заката. Он отдал ей весла без возражений и некоторое время сидел молча.

Уже смеркалось, когда Фьяметта наконец уткнула нос лодки на галечный пляж. Ковыляя на затекших ногах, они выбрались из лодки и втащили ее еще повыше на берег. Мастер Бенефорте бросил чалку на хрустевшую под ногами гальку.

— Мы останемся тут на ночь? — с тревогой спросила Фьяметта.

— Нет, если мне удастся раздобыть лошадей, — сказал мастер Бенефорте. — Тут не спрятаться. Я вздохну свободнее, только когда мы переберемся через границу. Укроемся где-нибудь, где сеньору Ферранте до нас не дотянуться, и тогда подумаем, что делать дальше.

— А мы… когда-нибудь вернемся домой?

Он поглядел на юг над темнеющей водой озера.

— Мое сердце осталось у меня во дворе в Монтефолье, спрятанное под глиной. Клянусь Господом и всеми святыми, я не могу долго оставаться в разлуке с моим сердцем.

На протяжении следующего часа им пришлось убедиться, что рыбаки — не большие любители лошадей. Лодкам ведь не требуются дорогое сено и ячмень. Один покачивающий головой хозяин хижины отсылал их к другому с радушием, которое заметно убывало по мере того, как сгущался мрак. Под конец Фьяметта и ее отец оказались в сарае на самом конце деревни, где стоял жирный белый одер с разбитыми коленями, седой мордой в жесткой щетине и самого почтенного возраста.