Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

Брат Перотто начал было гневно объяснять, что невежественным девчонкам подобает смирение, но аббат Монреале сделал ему знак замолчать.

— Фьяметта отчасти права, — сказал он ровным голосом, потом обвел взглядом стол и горько улыбнулся. — Все добродетели сводятся к мужеству перед острием меча. Но мужество должно умеряться благоразумием. Мужество, растраченное понапрасну и не к месту, — это величайшая трагедия. Существуй восьмой смертный грех, им была бы глупость, из-за которой любые добродетели пропадают втуне, как вода, пролитая на сухой песок. И все же… где кончается благоразумие и начинается трусость?

— Вы послали Тейра туда одного, — выпалила Фьяметта, — чтобы он подтвердил мои обвинения Ферранте в черной магии и убийстве. Моего слова, слова невежественной девушки, было мало против столь великого и до-бро-де-тель-но-го сеньора, как Уберто Ферранте. И вот мои обвинения получили достаточно подтверждений из их собственных уст. Так чего же вы ждете теперь? Причин ждать нет, есть только причины поторопиться!

Монреале положил руки ладонями вниз на стол и внимательно посмотрел на них.

— Совершенно верно. — Он со свистом втянул воздух сквозь зубы и сказал:

— Брат Амброз, приведи приора и лейтенанта гвардии покойного Сандрино. Брат Перотто, Фьяметта, вы будете мне помогать. Для начала уберите со стола весь этот хлам.

Каким страстным ни был ее призыв, Фьяметта растерялась — слишком уж внезапным оказался отклик. Холодея от страха, она убирала, распоряжалась, доставала принадлежности его искусства, пока Монреале бросал через плечо все новые распоряжения. Оказалось, что Монреале приготовился — во всяком случае, внутренне. Видимо, предаваясь медитациям, он не только молился. Когда вошел лейтенант гвардейцев, укрывшихся в монастыре, Монреале потребовал, чтобы он оставил достаточно арбалетчиков на стенах, а с остальными сделал вылазку и пробился в город. Ферранте и Вителли будут парализованы чарами, которые он намеревался сотворить, а внезапное нападение, он надеялся, ввергнет лозимонских солдат в смятение, и солдаты Сандрино — теперь Асканио — смогут поднять горожан.

— Лозимонцы успели стать им ненавистными, — рассудил Монреале. — Нашим людям нужна только надежда на успех, уверенность, что их не ждет неизбежный разгром, и они бросятся вам на подмогу. Сразу же прорывайтесь прямо в замок к герцогине. Впрочем, оставшись без предводителя, лозимонцы скорее всего предпочтут сдаться на выгодных условиях и сами откроют ворота.

Фьяметта, слушая, все больше холодела. Однако лозимонские брави Ферранте, хотя и беспощадны, вряд ли готовы жертвовать собой во имя верности. Тем не менее ее сердце сжималось: ведь не проложат же они себе путь сквозь ряды осаждающих мановением магического жезла? С другой стороны, если не Монреале, кто еще способен собрать воедино все порвавшиеся нити? Даже ее отец воззвал к нему!

Монреале благословил очищенный стол, а брат Амброз обошел келью, помахивая курящейся дымом кадильницей и произнося нараспев латинские слова.

— Надо рассеять отголоски предыдущих заклинаний, — объяснил он.

Фьяметта кивнула: ее отец время от времени точно так же очищал дом, перед тем как браться за исполнение особенно важных, трудных или сложных заказов. Или таких, в удачном исполнении которых он не был слишком уверен. Обряд этот, видимо, очищает не столько комнату, сколько дух, подумала Фьяметта, закашлявшись от дыма.

Монреале сам расположил предметы, необходимые для этого заклинания.

— Это будет более заклинание духа над духом, чем духа над материей. Надо выбрать наилучшие символы для сосредотачивания. И все же я предпочел бы иметь какое-нибудь материальное звено. Прядь, что-то из носильной одежды… Но с тем же успехом я мог бы пожелать, чтобы из-за холмов появилось папское войско. — Он вздохнул, но тут же повеселел. — Однако мне известно настоящее имя Вителли. Без него все, несомненно, пошло бы насмарку, и я бы даже не знал почему. — Он взял новую палочку белого мела и начал тщательно чертить на столе.

Кончив фигуру, Монреале положил нож, обмотанный зеленой с золотом нитью, параллельно жезлу из сухой ивовой ветки, обмотанному красной и черной нитями. Ферранте и Вителли, воин и духовно иссушенный маг. Монреале отступил, разглядывая их.

Достаточно ли?.. Ведь такое расстояние… Больше мили.

«Их следовало бы скрестить острыми концами вниз в знак их сообщничества и зла в них», — подумала Фьяметта, но промолчала. Отец сурово ее наказывал, если она осмеливалась что-либо советовать на людях.

И уж конечно, Монреале лучше знает, что делает.

А он положил кусок сложенной полупрозрачной ткани возле ножа и жезла. Собственно, это была реднина, взятая из монастырской кухни.

— Шелк был бы уместнее, — пробормотал Монреале. — Но она хотя бы новая.

А еще лучше была бы паутина, подумала Фьяметта. Но не посмела предложить, что наберет сколько нужно. Уж конечно, паутины найдется много в темных закоулках монастыря. Таких темных… странных!

— Заклинание, ввергающее в глубокий сон, — объяснил Монреале. — В сущности, такое же, к какому прибегают наши целители, когда пациент опасается ножа. Очень сильное. Но мы должны еще его усилить, чтобы одолеть сразу двоих, причем без их содействия, не говоря уж о том, что один способен оказать упрямое сопротивление. И возможно, он выставил заслоны…

«Так почему бы не наложить заклятия по очереди? Начав с Вителли?»

— Главное, что меня смущает, — пробормотал Монреале, — это белая сущность заклинания, его духовная благотворность. Это камень преткновения.

— Как? — сказала Фьяметта. — Почему? Оно же не убьет их. Разве что тот или другой будет перевешиваться через перила балкона в минуту наложения, а это маловероятно. Заклинание целителя! Что может быть белее?

— А потом, если мы победим, — губы Монреале искривились, — их обоих ждет костер. Такое ли уж белое намерение, пусть средство и законное?

— А если победят они, то будут считаться с законностью?

— Чтобы удержать захваченное, они должны скрыть свои преступления под покрывалом законопослушности. Свидетели обратного окажутся… в большой опасности.

«И я в том числе», — с дрожью сообразила Фьяметта.

— Теперь это потребует настоящей бойни. — Монреале вздохнул. — Ну, я готов. Пока лейтенант не пришел доложить, что собрал своих людей, давайте помолимся.

«Так я и знала!» Однако Фьяметта послушно опустилась на колени перед распятием на стене кабинета Монреале. Ей было о чем помолиться. Она с грустью вспомнила все молитвы, которые расточала в прошлом во имя пустяков — кружевной шапочки, серебряного браслета, как у Маддалены, пони… мужа. Однако все это было получено: шапочка и браслет от отца, белый мерин… Тейр? Что за непонятная девичья сила, которая вынуждает неумолимый мир к исполнению ее желаний? «Ах, поскорее все кончилось бы!» Наконец оставшийся в живых офицер Сандрино вернулся и коротко побеседовал с Монреале. В тени под стальным шлемом мрачно поблескивали его глаза. Промятый нагрудник был свинцово-тусклым. Не столько вера в успех, сколько решимость заставляла его сжимать челюсти. Но возможно, при встрече с врагом это чувство было надежнее. Предложение десятилетнего герцога самому повести свое войско было тактично отклонено, сообщил лейтенант, но, казалось, оно придало ему сил. Монреале благословил его и отправил в путь, похлопав по кирасе, отозвавшейся глухим лязгом в беленой келье.