Лоис Буджолд - Избранные произведения. I том

— О, Айвен Ксав, — произнесла она, здороваясь с Баем кивком. — Какой редкостно приятный вечер, после нашего напряженного и утомительного путешествия!

— Рад слышать, — отозвался Айвен. — Скажите это моей матери. Для нее прием гостей — в каком-то смысле род искусства.

— Могу это понять, — почти по-цетагандийски одобрила Гуля. — Кстати, ее партнер — тоже очень интересный человек, — продолжила она. Ну да, за ужином она сидела ближе к тому краю стола, где Саймон. Рядом с Теж. Вместо самого Айвена, эх… — «Иллиан» — это же… как вы называете ваших работяг, ах, да… это фамилия простолюдина, верно? Он не один из вас, форов.

— Человек, отбывший на Имперской Службе два-по-двадцать, не уступает любому фору по своему положению в нашей военной касте, — твердо сказал Айвен.

Гуля покосилась на Байерли за подтверждением сего факта, и тот радушно кивнул.

— И все еще капитан. По прошествии целых — сколько там? — сорока лет; кстати, интересно, почему вы говорите «два по двадцать». Разве это не то же звание, что и у вас?

— Нет, — поправил Айвен. — Шеф Имперской СБ, а именно так называлась его должность — формально даже не военный пост, а назначение, даруемое лично императором. Он сам остался в звании капитана потому, что его предшественник, капитан Негри — это был шеф службы безопасности при императоре Эзаре, его еще называли Тенью Эзара — тоже никогда не соглашался на повышение. Это было с его стороны политическим заявлением. В конце концов, сама должность тоже весьма… политическая.

Гуля склонила голову:

— А как называли вашего Иллиана?

— Пес Эйрела Форкосигана, — с усмешкой вмешался Бай.

— Но… Форкосиган же не был императором. Или?..

— Он был императорским регентом в течение шестнадцати лет, до совершеннолетия императора Грегора, — любезно пояснил Байерли ради инопланетницы. — Работа та же, только чаевых не положено.

Интересно, подумал Айвен, это прямая цитата из дяди Эйрела? Или, что более вероятно, из тети Корделии.

— А как называют нынешнего шефа СБ?

— Аллегре? Шефом Имперской Службы Безопасности, — Байерли изобразил нечто вроде извиняющегося поклона. — Боюсь, мы живем не в такие живописные времена.

И слава богу, подумал Айвен.

— К моменту своего назначения Аллегре уже был генералом, и никто не настаивал, чтобы он отказался от своего звания, так что на нем, вероятно, эта традиция и закончилась.

Озадаченная Гуля поджала свои пышные губы, разбирая эту загадку.

— Звучит довольно странно. Выходит, барраярским капитанам хорошо платят?

— Нет, — печально признался Айвен, однако добавил, чтобы она не подумала о его гм-отчиме дурно: — Но Иллиан получал жалование вице-адмирала, что логично, учитывая, чем и как интенсивно он занимался, — «а может, и нет. 26.7 часов в сутки тридцать лет подряд, не отвлекаясь ни на что? На такую жертву не идут ни за какие деньги». — Выйдя в отставку, он получает половину этого жалования.

— И насколько это много?

Айвен, который регулярно занимался вопросами армейского жалования и мог по памяти процитировать вилки окладов для каждого звания, категории и класса секретности, нынешнего или когда-либо существовавшего, ответил только:

— Наверное, цифры можно найти где-то в справочниках.

Байерли едва заметно улыбнулся и взмахом ресниц пригласил его продолжать в том же духе.

— Значит… у него есть личное состояние? — настаивала Гуля.

— Понятия не имею.

Гуля удивленно покачала головой, однако ее темно-янтарные локоны, скрепленные сзади заколкой — совсем не такие непослушные, как облако кудрей Теж — едва шелохнулись.

— Как можно этого не знать?

— Я думаю, у него есть свои сбережения, — вмешался Байерли, взбалтывая тот самый воображаемый горшок, о котором Айвен и думать не хотел, но, скорее всего, будет вынужден. — Начинал он, наверное, с малого, как молодой и незнатный офицер, но простолюдинам присуща бережливость. И у него не было никаких явных пороков и страстей.

— И тайных тоже, — заметил Айвен. — Да и когда бы он успел?

Разумеется, хранить секреты Иллиан умел превосходно — например, свою многолетнюю, практически тайную и безответную страсть простолюдина к леди Элис. Она полностью ускользнула от внимания Айвена, пока ему не прилетело прямо по голове… от обоих.

Ладно, допустим, один-единственный тайный порок. Пару лет назад они с Иллианом изрядно выпили на праздновании императорского Дня Рождения: Айвен по привычке и традиции, а отставник Иллиан — потому что прежде на подобных мероприятиях всегда бывал при исполнении и, по его признанию, не имел такого шанса. Перебрав несколько тем для беседы, которые Айвен запомнил весьма смутно, они каким-то образом вышли на разговор о том, что Иллиан помнит или не помнит и чего ему не хватает из чипа, и тогда Айвен узнал, где скрывалась самая большая и сокровенная коллекция порнографии во всей империи…

«Я же не специально все это туда записывал», возразил тогда Иллиан. «Но чертов чип не позволял стирать ничего, что бы туда ни попало и при каких обстоятельствах: нечаянно, в дурном настроении, при принятии неверного решения, в скверной компании — неважно. Все это оставалось со мной навсегда. А то, что мне приходилось запоминать по работе — еще хуже. Ты хоть представляешь, сколько самых омерзительных и жутких записей наблюдения мне пришлось просмотреть за сорок лет?»

Есть такие вещи, решил Айвен, которые одному человеку совершенно не нужно знать про другого, даже (или особенно) если этот другой — твой гм-отчим. Люди часто гадали — порой Айвен слышал это нечаянно, порой они заговаривали с ним на эту тему специально — как долго тянулись отношения Иллиана с леди Элис, прежде чем его отставка сделала их… открытыми? Публичными? Но только не выставленными напоказ, леди Элис так не поступает, это безвкусица. Более похоже на то, как они с заслуженной гордостью демонстрируют миру друг друга. Но именно тогда до Айвена дошло, что физическая опасность, которую влекла за собой работа Иллиана, была не единственным, что он бы не хотел тащить с собой в постель к своей высокочтимой фор-леди. Пожалуй, он был благодарен, когда на следующий день Иллиан вроде бы забыл об этой беседе и, сообщив со стоном «похмелье — для молодых», больше никогда на эту тему не заговаривал.

А потом, пережив собственное похмелье, пришедшие с возрастом боли в спине, и невольные и страшные (но-возможно-недостаточно-страшные) воображаемые картинки, Айвен решил, что ему тем вечером в основном жаловались на одиночество.

Лучше быть просто женатым, чем женатым на работе, это он понимал все ясней.

— Капитан Иллиан ведь умный человек — ну, или был? — уточнила Гуля. — Я бы сказала, что на посту шефа СБ возможность накопить немалое личное состояние за три десятка лет просто напрашивается. Если не напрямую, то умело пользуясь внутренними сведениями.