Лоис Буджолд - Избранные произведения. I том

— Непристойно?

— Вся эта возня с телами. Столько трудностей и затрат, чтобы их собрать. Зачем такая канитель? Лучше было бы оставить их в космосе.

Терса пожала плечами, не прекращая своей работы. Аккуратно сложила одежду и просмотрела содержимое карманов.

— Мне нравится осматривать карманы, — заметила она. — Вспоминаю то время, когда я была маленькой и гостила в чужих домах. Меня всегда тянуло заглянуть в другие комнаты и посмотреть, какие у них вещи, как они их содержат. Если все было прибрано и разложено по местам, я почтительно восхищалась: мне никогда не удавалось быть аккуратной. Если же там был беспорядок, то я знала, что нашла родственную душу. Вещи человека — это нечто вроде внешней оболочки его разума, как раковина улитки. Мне нравится по их карманам придумывать, что они были за люди: аккуратные или неряхи, очень правильные или совсем бесшабашные… Вот возьмем, например, этого лейтенанта Делео. Он наверняка был очень сознательный молодой человек. Лишь то, что предусмотрено уставом, — и только вот этот маленький видеодиск из дома. Наверное, от жены. По-моему, с ним было очень приятно иметь дело.

Она аккуратно уложила коллекцию вещей в мешочек с соответствующей биркой.

— Вы не собираетесь его просмотреть? — спросил Феррел.

— Нет, что вы! Это значило бы любопытничать.

Пилот усмехнулся:

— Я как-то не вижу особой разницы.

Терса закончила медицинский осмотр, приготовила пластиковый мешок для трупа и начала обмывание. Когда она дошла до аккуратной подчистки в области гениталий, необходимой из-за расслабления сфинктера, Феррел наконец сбежал.

Она просто чокнутая, решил он. Интересно, это причина, по которой она выбрала такую работу, или следствие сделанного выбора?

Феррелу приснилось, будто он плывет на яхте по океану и вытаскивает полные сети трупов. Потом он вываливает свой улов в трюм, и они лежат там, мокрые и переливающиеся, словно покрытые радужной чешуей. Он проснулся, обливаясь холодным потом. Было огромным облегчением вернуться в кабину пилота, вновь слиться с электронным сердцем своего корабля. Корабль — чистый, механический, бессмертный, как бог: управляя им, можно забыть, что у тебя есть сфинктер. Но прошли еще сутки, прежде чем детекторы дали новый сигнал.

— Странная траектория, — пробормотал он, когда Бони снова заняла свое место за пультом силовых полей.

— Да… А, понятно. Это барраярец. Далеко его занесло.

— Выбрасывайте этого сукина сына обратно.

— О, нет. У нас есть идентификационные данные на всех погибших. Часть мирного договора, как и обмен пленными.

— Если вспомнить, что они сделали с нашими пленными, то, по-моему, мы им ничего не должны.

Она пожала плечами.

Барраярский офицер оказался высоким широкоплечим мужчиной, судя по нашивкам на его воротнике — коммандером. Терса Бони была к нему так же внимательна, как и к лейтенанту Делео: она потратила немало усилий, чтобы выпрямить тело, и долго разглаживала мертвое лицо кончиками пальцев, стараясь вернуть ему человеческое выражение.

— Жаль, что так сильно раздвинулись губы, — проговорила она. — Из-за этого у него нехарактерно раздраженный вид. По-моему, он был довольно недурен собой.

В одном из карманов обнаружился небольшой медальон, а в нем — крошечный стеклянный шарик, наполненный прозрачной жидкостью. Обратная сторона медальона была вся исчерчена причудливыми завитками барраярского алфавита.

— Что это? — с любопытством спросил Феррел.

Она вздохнула:

— Нечто вроде талисмана. Я за последние три месяца немало узнала о барраярцах. Выверните десять карманов — и в девяти из них найдете какой-нибудь амулет, талисман, медальон или еще что-нибудь. И высокие чины увлекаются этим ничуть не меньше рядовых.

— Глупое суеверие.

— Не знаю, суеверие это или традиция. Мы однажды лечили раненого пленного — он утверждал, что это просто обычай. Амулеты дарят солдатам, но на самом деле никто в них не верит. И все же он начал буйствовать, когда перед операцией его раздели и забрали среди прочего талисман. Пока не дали наркоз, его с трудом удерживали три санитара. Не совсем обычное поведение для человека, у которого оторвало ноги. Он плакал… Но, конечно, он был в шоке.

Феррел разглядывал медальон на коротенькой цепочке. Рядом с шариком был подвешен еще и локон волос в прозрачной пластмассе.

— Что-то вроде святой воды? — спросил он.

— Почти. Это называется «материнские слезы». Посмотрим, смогу ли я прочесть… Судя по надписи, он у него уже давно. Кажется, тут сказано «мичман», и дата… Видимо, он был ему подарен в день рождения.

— Но это же не слезы его матери?

— Слезы. Именно поэтому и считается, что такой талисман защищает своего владельца.

— Похоже, защита не слишком надежная.

— Да, пожалуй.

Феррел иронически хмыкнул.

— Ненавижу этих парней — но, по правде говоря, мне как-то жаль его мать.

Бони забрала у него цепочку с подвесками, поднесла локон в пластмассе к свету и прочла надпись.

— Не надо ее жалеть. Она счастливая женщина.

— Почему?

— Это ее посмертный локон. Она умерла три года назад.

— И эта штука тоже должна приносить удачу?

— Нет, необязательно. Насколько я знаю, это просто память. Очень милый обычай. А самый отвратительный талисман из всех, что я видела, представлял собой маленький кожаный мешочек. Он был полон земли и листьев, и… сначала я решила, что там скелет какого-то существа вроде лягушонка, примерно сантиметров десять длиной. Но потом присмотрелась получше и поняла, что это скелет человеческого эмбриона. Наверное, какая-то черная магия. Довольно неожиданно — обнаружить такое на офицере инженерной службы.

— Похоже, никому из них они не помогают.

Она невесело улыбнулась.

— Ну, если и есть такие, которые помогают, то я их не увижу, правда?

Терса перешла к следующему этапу обработки: вычистила обмундирование, осторожно одела труп, а потом упаковала его в мешок и вернула в холодильник.

— Барраярцы так любят все военное, — объяснила она. — Я всегда стараюсь сохранить их форму. Она столько для них значит — я уверена, что им в ней уютнее.

Феррел нахмурился:

— Я все равно считаю, что его надо было выбросить.

— О нет, — отозвалась Бони. — Подумайте, какая работа в него вложена. Девять месяцев беременности, роды, больше года пеленок — и это только начало. Десятки тысяч обедов, тысячи сказок на ночь, годы учебы в школе. Десятки учителей. А потом еще военная подготовка. Масса людей вложила в него свои труды.

Она пригладила прядку непослушных волос на голове трупа.

— Когда-то в этой голове была вселенная. Для его возраста у него высокое звание, — добавила она, проверив данные компьютера. — Тридцать два. Коммандер Аристид Форкаллонер. Звучит приятно, самобытно. Очень барраярское имя. К тому же фор, из военной касты.