Вадим Булаев - Зюзя. Книга вторая

Самое удивительное, у меня за весь период этой безумной гонки не случилось ни одного приступа. Нет, голова, конечно, болела, и иногда весьма сильно, но это можно было терпеть и даже слегка игнорировать. Это определённо радовало.

Как обычно, при долгих переходах, меня потянуло на самокопание. Я анализировал свои поступки и неизменно приходил к грустным выводам – многого можно было избежать, поступи я в определённый момент по-другому или вообще, наоборот. Это как после проигранного словесного спора идёшь домой и в мыслях продолжаешь вести диалог с оппонентом, находя с каждым шагом новые, убийственно бесспорные и изящные в своей отточенности аргументы. Вот только предъявлять их уже некому.

Рассуждал о том, что кличку мне надо было давать не Кривой, а Мяч. Пинают меня по дороге все, кому не лень, а я постоянно упрыгиваю в кусты. Потом обязательно ищут, чтобы снова наподдать.

Вспоминалась база, где жила Зюзя, и от этого становилось горько. Там такие знания хранятся! И они сейчас никому не нужны. Народу в наши дни лишь бы брюхо набить и в зиму не сдохнуть – ему не до науки; а тем, у кого есть возможности и ресурсы вникнуть в труды покойных учёных – не до этого. Новые элиты власть делят, под себя остатки страны гребут. Зачем им знания? Впрочем, я не оставлял надежду найти кого-то, кому это не по барабану, и кто пойдёт туда не ради тушёнки.

… – Витя, я хочу есть. – печально заявила на привале доберман.

– У нас нет ничего, кроме козинак. Но ты их не кушаешь. И охотиться не на что, да и опасно.

Последнее было чистой правдой. Мы как раз долго, аккуратно обходили какое-то густонаселённое поселение с крайне беспокойными жителями, сновавшими по всей округе по всяким хозяйственным целям. Сразу сбегутся любопытные, только выстрели… А поймать кого-нибудь вкусного ушастой за сегодня не удалось, как она не старалась и не искала. Похоже, местные всю дичь повыбили.

– И что мне делать? – капризно, словно не слышала мой ответ, продолжила разумная. – Я очень голодная.

– Ну потерпи, моя хорошая… Я ведь тоже не ем, чтобы честно всё было…

– Зато у тебя еда есть! А у меня нет!

Это вывело меня из себя.

– Зюзя! Что ты мне мозг выносишь! Говори, что от меня нужно!

В её глазах отчётливо блеснули весёлые искорки.

– По дороге идёт человек с, – образ небольшой тележки с пожитками, которую катил высокий мужчина. Рядом с ним шла женщина, тоже довольно высокая. – И ребёнок. Маленький. У них есть еда, я знаю. Попроси.

– Тебе мало приключений? Каждый раз, когда мы выходим к людям – постоянно с нами что-то происходит. И с каждым разом всё становится хуже и хуже.

– Человек не злой. Я вчера их увидела и следила за ними. Они быстро идут. Может, тоже убегают.

– Нас вообще-то ищут, – прибегнул я к последнему аргументу.

– Мы снова скроемся. Не найдут. Пожалуйста…

Она так жалобно посмотрела на меня, что все возражения застряли комом в горле.

– Уговорила… Показывай, где этот ходячий продуктовый склад.

Доберман, как будто и не уставала, весело красуясь лёгкой походкой, уверенно повела меня вперёд.

– Надо спешить, они не близко. А что значит «выносить мозг?» – неожиданно уточнила она.

– Это… это… Зюзя! Отстань!

– Я поняла.

И мне неожиданно стало кристально ясно, что ушастая действительно поняла смысл этого выражения. И что это знание, чисто по-женски, подруга применит ещё не раз…

…– День добрый! – я, как можно радостнее и издалека приветствовал быстро идущего мне навстречу мужчину. – Поторгуем?

Он не ответил, остановился метрах в десяти от меня, но за ружьё, висящее за спиной, хвататься не стал. Может, потому что у меня оно висело так же? Мы стояли и присматривались друг к другу.

Человеку, которого Зюзя рекомендовала для общения, было хорошо за пятьдесят. Высокий, худой, с короткой стрижкой седых волос, весь какой-то мосластый, сильный, уверенный в себе. И усы – как у запорожского казака или Тараса Шевченко. Выдающиеся такие, ухоженные. Одежда же на нём была самая простая – видавшие виды кроссовки, тёртые джинсы и китайская серая курточка поверх футболки с полуотвалившимся принтом «AC/DC». В ухе скромно расположилась серьга в виде черепа.

«Старых понятий дядька!» – невольно подумалось мне. Это был именно дядька, в самом лучшем смысле этого слова. Из тех, от кого получить подзатыльник за свои косяки не считается унижением и чьё одно слово зачастую перевешивает мнение многих экспертов. Основательный человек, такое не подделаешь.

– Деда-а-а… – неожиданно прорезался тоненький детский голосок. – Узе плиехали?

Из тележки на старую дорогу деловито, свесив по очереди ножки в лёгких сандаликах, спустилась девочка лет трёх-четырёх. Милая, с курчавыми русыми волосиками и чистым, наивным взглядом. Оказавшись на твёрдой поверхности, она как взрослая оправила платьице и внимательно осмотрелась.

– Дядя, глас где? – неожиданно обратилась она ко мне. И так неловко стало! Я совершенно забыл про повязку, теперь вот ребёнка пугаю…

Ответить не успел. Дядька подхватил кроху на руки и бережно передал… женщине, стоящей рядом. Она была тоже высокой, мосластой, не ниже метр девяносто, но какой-то… безжизненной. Именно потому я и не обратил на неё сразу внимания. Ни слова, ни жеста, ни движения. Статуя, а не человек.

Присмотревшись, неожиданно понял, что затрудняюсь определить её возраст. Где-то между двадцатью пятью и сорока. Отрешённое, словно потустороннее лицо, расплющенные от тяжёлой работы руки, небрежно одетое платье с длинными рукавами. И равнодушие, отчётливо просматривающееся в её глазах. То самое, что приходит к тем, кого недавно постигло большое горе; или у смирившихся со своей участью смертельно больных.

Женщина совершенно без эмоций приняла ребёнка, а человек с нежностью принялся разъяснять девочке:

– Анечка, ты у мамки на ручках побудь, пока деда с дядей поговорят. Хорошо? – и, уже к женщине, более строго. – Ира, не урони.

Последняя ничего не ответила, но малышку перехватила поудобнее.

– А ты иглать будесь? – снова ко мне.

Бр-р-р. Никогда не умел обращаться с детьми. Робел. Даже с сестричкой старался не оставаться в одном помещении, пока она не подросла. Но отвечать что-то надо…

– Пока нет. У нас с твоим дедушкой разговор взрослый и важный. А потом посмотрим.

Похоже, девчушка слышала подобные ответы не в первый раз. Она потешно наморщила лобик и глубокомысленно произнесла, ни к кому не обращаясь:

– Лебёнком быть плохо. Иглать мозно только вецелом. А вецелом спать надо.

Я не очень понял смысл этой фразы, но сомнения оставил при себе, переключившись на дядьку.

– Так что, поторгуем?

– Можно. Что нужно?

– Еда. Что в оплату берёшь?