Руслан Михайлов - Низший 10 [СИ litres]

– Давай сначала о главном.

– Я Брассарра… была перерождена для…

– Эй! Я сказал – о главном. Где активный системный терминал?

– Большой стальной гриб… материнское око…

– Да.

– Я придавила его. – мокрая от слизи баба растянула губы в жутковатой радостной усмешке. – Чтобы добраться до него… тебе придется прорубаться сквозь скалу и мое тело.

– Да с радостью. – дернул я щекой. – Где конкретно?

– Как я помню… в сторону моего хвоста. Метрах в десяти от тебя, герой Оди. Уже готов убить меня? Или хочешь услышать мой рассказ?

– Ты придавила цель моей миссии. – усмехнулся я. – Твоя жопа лежит на моем пути… а я гоблин занятой. У тебя пара минут, Брассарра. Так что говори быстро.

– Еда… можно мне послать детей за едой? Еще немного пожрать перед смертью…

– Ты жрешь гоблинов…

– Это не в моей власти. – дернулась и зашипела Брассарра. – Задумайся, тупой герой! Похоже, что я стремлюсь сохранить свою жизнь?! Похоже?!

– Нет. – признал я, смотря на раздавленное и гниющее змеиное тело. – Не похоже.

– Трупный яд бушует в моей крови! Вечная агония! Вечная головная боль – ведь моя голова раздавлена гребанной горой! Мозги всмятку! Ты можешь представить себе, каково это жить с никогда не утихающей головной болью? Ощущать вечную боль… вечную тошноту… и понимать при этом, что мое тело настолько крепко и живуче, что все это дерьмо продлится еще очень долго! Думаешь, я жру тухлую человечину, смакуя каждый кусок?

– Сказал же – нет, не думаю.

– Гусеницы затаскивают жратву прямо в мой желудок. И я не могу им помешать… не знаю, слышал ли ты о двойной нервной системе у призмов… о разумах насекомого и человека, заключенных в одном теле…

– Слышал. – кивнул я, вспомнив Хвана и о том, как над ним брало контроль насекомое, что в любой ситуации думало лишь о выживании любой ценой.

– А у меня не два, а три разума в одном теле! Три нервные системы! И кроме меня сдохнуть не хочет ни одна из моих сущностей! Змея расплющена… мозги тухнут… но нервная система жива и пытается оживить все это раздавленное дерьмо, продлевая мои страдания. Бабочка, что тоже во мне, порождает гусениц, посылая их за жратвой. Я могу контролировать их… но лишь отчасти. Когда голод становится слишком сильным… я теряю контроль, теряю сознание! А когда прихожу в себя – я уже пожрала…. В меня уже натащили жирного жеваного мяска и воды… Учитывая замедленный метаболизм и почти летаргию… мне этого хватает надолго. Хватает, чтобы чуть подстегнуть мою невероятную регенерацию, чуть замедлить гниение и на то, чтобы породить пяток новых ползучих детишек…. И снова боль… снова сонная агония… а затем мне снова доставляют визгливых жирных гоблинов… Вот и сейчас – гусеницы чуют запах жратвы и рвутся… рвутся за едой…

– Вперед. – разрешил я, поняв, что толку от запрета не будет. Разве что раздавить всех гусениц.

Брассарру трудно назвать каннибалом. Людоедом – да. Но не каннибалом. Она давно уже не человек. Она… это что-то вроде искусственно выведенного древнего высшего хищника. Гребаный динозавр, что пролежал в обвалившейся пещере хрен его знает сколько лет.

Пока из приоткрывшихся дыр в змеином теле с хлюпаньем лезли новые гусеницы, а закатившая глаза Брассарра мелко потрясывалась внутри раскрытой бронированной опухоли, я решил глянуть чего это там Рэк так изумленно пялится за край камня, маша при этом мне клешней.

– В ней живет бабочка, – тихо произнесла продолжающая сидеть на камне Кассандра, не сводя глаз с рождающихся гусениц. – В ней живет красивая бабочка…

– Нашла родственную душу. – хмыкнул я.

Пифия мне не ответила.

А вот Рэк, повернувшись ко мне, развел руками и потрясенно выпучил глаза:

– Лид… у ней жопу сперли!

– А? – скривился я, заглядывая за камень. – Хм… вот дерьмо…

Из-под камня торчал заросшей молодой кожей обрубок змеиного тела. Хвоста не было. И судя по форме обрубка, он скорее был «обрывком» – гигантскую змею кто-то разорвал. Рваные ошметки уже обросли тонкой кожей, здесь не было того облака тухлой вони, что окружало раздавленную змеиную голову. Сейчас туловище истощенного монстра достигало в толщину метра три. На пике здоровья, змея наверняка была куда толще.

Что за тварь могла разорвать подобное туловище на две части? И куда делся хвост?

Если предположить, что оторванный хвост кто-то сожрал – то почему не выжрал и остальную часть беспомощной змеи, придавленной каменюкой?

– Брассарра! Где твоя жопа?! – это первое, что я спросил, вернувшись к «опухоли» после того, как осмотрел ту часть пещеры и убедился, что слой пыли там никто не тревожил уже долгие годы.

– И только теперь тебе стало интересно? – прерывающимся голосом выдохнула Брассарра, медленно открывая желтые глаза.

По ее губам пробежала короткая злая усмешка, но я не стал напрягаться по этому поводу – понял, что усмешка относится к далекому прошлому.

– Герой Оди, – продолжила искалеченная тощая баба, что так долго была страшилкой Пещер Мрака. – Чтобы ты потом не обвинял меня… скажу сразу – Даурра сделает все, чтобы спасти меня! А значит, скоро она бросит на атаку Пещер все свои силы, а может, даже явится сюда сама. Как давно вы у Пещер Мрака? Как давно Даурра поняла, что вы направились именно сюда?

– Мы нигде не задерживались. – ответил я, не став выделываться и разыгрывать из себя беззаботного придурка. – Прошли маршем от входа в Мир Монстра до самых Пещер. Здесь мы минут сорок… может, час. Не больше.

– Ладно… у вас еще есть время. Но ждите атаку! Даурра явится! Обязательно явится! Умоляю – даже если будешь подыхать, убей меня, а потом сдохни сам!

– Сколько у нас времени?

– До прибытия Непримиримых? Не знаю… со мной никто не делится сведениями о технике и новых тварях. – горько усмехнулась Брассарра.

Повернувшись к верным усатым курьерам, я буркнул:

– Тиграм пора на волю.

– Разведка?

– В точку. И проверьте, как высоко сидят дозорные и как широк их обзор.

– Есть!

Кошки умотали, а я вернулся к разговору. Задумчиво пройдясь перед опухолью-кокпитом, я посторонился, пропуская мерзкую крошку-гусеницу, поползшую за жратвой.

– Твоя чешуя… она темная. Но если глянуть чуть сбоку – она переливается всеми цветами. Прямо радугой. Как у Даурры, если верить слухам. Твоя чешуя чуток светится – как у Даурры, опять же, по слухам. Ты плодишь детишек-гусениц – и она делает так же. Ты какой-то сраный мутантный гибрид змеи с гоблином и тараканом… и она, похоже, точная такая же, хотя старается не показываться на глаза. Несмотря на размеры, Даурру регулярно потрахивают – и, судя по этой вот сраной опухоли и твоим сиськам, тебя тоже вполне можно поиметь обычному мужику. Знаешь… так вполне можно поверить, что вы родственники. Харя у тебя хоть и сморщенная, но это больше от голодухи и трупного яда. Но как оценить возраст древнего монстра? Вы, случаем, не сестры? Брассарра и Даурра… мерзкие и прекрасные… М?