Александр Башибузук - Генерал-коммандант

Арцыбашев и Клео предусмотрительно убрались с глаз, а Арчибальда я привел прямо к Коллинзу и стянул с башки британца мешок.

— Для начала несколько фото.

— Зачем? — Британец покосился на корреспондента.

— Так надо, Абрахам. — Я развязал руки майору, оправил на нем пиджак, а потом отступил в сторону и взял резидента на прицел.

— Улыбнитесь, пожалуйста, — вежливо попросил Арчибальд, нацелившись вспышкой в британца. — Вот так, спасибо. А теперь за столом…

— Секундочку… — Я подвинул к нему лист бумаги и дал в руки карандаш. — Но лицо серьезней, Абрахам…

Еще раз полыхнул магний. Я невольно поморщился, вспомнив, каким образом меня зафитилило в конец девятнадцатого века, а потом снова аккуратно спутал британца.

— Отлично! А сейчас блиц-интервью примерно в такой форме. Я, Абрахам Стенли Коллинз, майор Секретной службы его величества, не желая более участвовать в преступлениях британской короны, решил сообщить о готовящейся провокации — и так далее и тому подобное. В том числе о приказе лордов меня убить. Желательно поподробней, с фактами и именами. То есть все то, что вы уже сообщили мне.

— Что? — Резидент сильно побледнел, с ужасом смотря на корреспондента. — Вы собираетесь опубликовать все то, что я рассказал, в прессе?

Арчи невозмутимо складывал треногу фотоаппарата и не обращал на майора никакого внимания.

Я ласково улыбнулся.

— Вас предупреждали — вы согласились. У русских есть замечательная пословица: снявши голову — по волосам не плачут. Впрочем, можем все отыграть назад. Но вам не кажется, что это будет несколько глупо с вашей стороны?

Коллинз сплюнул.

— Да пошел ты к черту, сволочь! После такого мне все равно не жить.

— Как угодно… — Я пожал плечами.

И аккуратно выстрелил британцу в сердце. С облегчением выстрелил. На самом деле мне нужны были только снимки для подтверждения личности, а историю с интервью я затеял, только чтобы спровоцировать Коллинза. Отпускать майора ни в коем случае было нельзя. Но и не хотелось нарушать обещание. А теперь все благополучно разрешилось.

— Ну вот… — Арчибальд разочарованно скривился. — А я еще ни разу не брал интервью у настоящего агента Секретной службы его величества.

— Я за тебя все уже сделал. Вот тут краткое содержание. — Я подал ему несколько листов бумаги. — Раскудрявишь и пригладишь сам, только не переборщи. Озаглавь погромче… Скажем… «Мой манифест». А вообще сам смотри. Ах да… вот образец почерка. Неплохо будет опубликовать несколько фрагментов текста, написанного его рукой.

Арчи быстро просмотрел листы и ахнул:

— Матерь божья! Да это прямо бомба!

— Мне надо, чтобы интервью попало на главные полосы ведущих газет уже послезавтра. И не подставься. А это, — я положил на стол солидную пачку немецких марок, — на обеспечение.

— Сделаю! — горячо пообещал корреспондент, аккуратно прибрав деньги в карман.

— Не сомневаюсь.

Я действительно не сомневался. Как бы это странно ни звучало, в наше время свобода слова — совсем не пустое место. Газетчики вцепятся в эту сенсацию, как волчья стая, и мигом разнесут по миру. И далеко не всем смогут закрыть ротик, даже если сильно постараются.

Конфуз, однако, господа островные обезьяны, конфуз. Отмоетесь нескоро. И уж точно надолго забудете о провокациях.

Уже светало, так что затягивать с эксфильтрацией не стоило. Мы погрузили вещи в шлюпку и переправились на другой берег озера, где нас уже ждал экипаж. А еще через несколько часов благополучно прибыли в маленькое шале в горах.

Ну что могу сказать…

Да, все получилось грязно и коряво. Засветился я где только мог и как только мог. Впрочем, своего тоже добился: остался в живых, сорвал провокацию и здорово подгадил его величеству Эдику, так его растак. Теперь осталось встретиться с Рузвельтом, и домой.

А Уинни…

Уинстона я убью.

Еще до того, как вернусь в Африку.

Швейцарская Ривьера. Женевское озеро. Монтрё

27 июня 1903 года. 09:00

Очередным прибежищем нам стало маленькое шале высоко в горах, почти на границе с Францией. Двухэтажное, сложенное из дикого камня и крытое замшелой черепицей, совсем небольшое, очень уютное и оснащенное всем необходимым для жизни. Даже водопровод есть, отведенный из ручья, каминная комната, ванная, оружейная и конюшня с лошадками для конных прогулок. Виды — шикарные: открывается панорама всего Женевского озера и сам Монтрё. Дичина прямо под окнами бегает — в общем, жить можно. Стоп…

Из зарослей дикого шиповника неожиданно высунулась кабанья башка. А если точнее, рыло молодого кабанчика, скорее всего, прошлогоднего помета, с еще маленькими клыками.

К счастью, меня он не чуял, я стоял от него в нескольких десятках шагов, с подветренной стороны.

Зверюга подозрительно покосилась по сторонам и принялась спокойно пастись, подрывая рылом землю и аппетитно чавкая.

Я немного полюбовался зверем, а потом плавно вскинул карабин Маузера, который нашелся в арсенале пансиона.

Пенек прицела походил по туше и устроился прямо на лопатке зверя.

Стеганул резкий выстрел — в то же мгновение раздался тупой звук удара пули.

Кабан взвизгнул, рванул с места в прыжке, но уже через десяток метров сунулся рылом в землю и повалился на бок.

Я прислушался — к счастью, шума остального стада не было слышно — скорее всего, Пятачок отбился от сородичей или просто решил погулять в одиночестве.

Добивать не понадобилось — к тому времени, как я к нему подошел, все уже было закончено. Через несколько минут поросенок уже висел на сучке с перерезанным горлом для того, чтобы стекла кровь, а я отхлебнул пару глотков из фляги и присел на замшелый валун перекурить.

Так о чем это я?

Арцыбашев сдал нас с рук на руки молодому улыбчивому парню, представившемуся Пьером, смотрителем пансиона. Говорит он исключительно на французском языке, а живет в маленьком домике рядом с шале. Ведет себя очень услужливо и почти не показывается на глаза, но каждый день на журнальном столике регулярно появляется свежая пресса, а на леднике — свежее молоко, сметана и творог. Хлеб печет тоже он, причем великолепный. Словом, замечательный управляющий.

В Пьере ничто не выдает офицера, однако я абсолютно уверен, что он русский и имеет непосредственное отношение к тому же ведомству, что и Арцыбашев. Просто не может не иметь. Ну кто ж меня без надзора оставит…

А вот сам Александр Александрович, после того как доставил нас в пансион, сердечно попрощался, уехал обратно в город и больше не вернулся. И очень вероятно, что больше никогда не вернется. Все просто: скорее всего, он подал подробный рапорт о случившемся, после чего последовали оргвыводы по его персоне, суровость которых целиком и полностью теперь зависит от начальства.