Максим Максимов - Максимов³ [сборник litres]

– Я не все вижу, и не факт, что я успею разбудить тебя в случае опасности. Нет, это плохая идея.

Костя подтащил матрас к выходу.

– Ну ладно, ладно, буду охранять.

Никогда еще время не тянулось так медленно. Костя держался изо всех сил, чтобы не провалиться в беспамятство, сидя на мягком матрасе, который манил его в свои объятия. А координатор не умолкал. Постоянно что-то рассказывал Косте, чтобы тому было легче дежурить.

Путник периодически закрывал глаза, и ему казалось, что он засыпал в эти моменты, что проходила целая вечность, но мнимые погружения в сон длились не более десяти секунд. На втором часу дежурства Костя что-то услышал. Звук доносился снизу. Он встал на четвереньки и заглянул в люк. Из тьмы послышался какой-то скрежет вперемешку с шорохами и шипением.

– Что там? – спросил Алекс.

– Не знаю, что-то шуршит.

– Ничего не видно, давай ночное включай.

Костя надел очки ночного видения и снова заглянул в люк.

С высоты пятнадцати метров парень всматривался вниз, а вместе с ним, через камеру, и Алекс.

– Пол шевелится, – тихо сказал Костя.

– Это плохо, – произнес Алекс.

– Что это такое?

Черно-белая картина, которая предстала перед Костей и Алексом, повергла бывалого координатора в шок.

У подножия башни кишела какая-то непонятная масса то ли людей, то ли животных.

– Очень плохо видно, – сказал Костя, – давай туда посветим?

– Ни в коем случае. Нас пока не заметили, так что, может, уйдут. Сидим тихо и следим.

– Ничего непонятно, кто это? – сказал Костя.

– Это порождения Чащи. Они не имеют конкретной формы. Все разные.

– Они сделаны из людей, умерших тут? – спросил парень.

– Из людей, животных, насекомых…

– Они страшные?

– Страшные.

– Почему они молчат?

– Не знаю.

– Тот в прошлый раз говорил какие-то слова.

– Эти существа все уникальные. Двух похожих ты не встретишь.

– Если они поднимутся, мы закроем люк?

– Да.

– Они очень страшные?

– Да, очень. Хватит спрашивать одно и то же.

– Просто я немного боюсь. Точнее, я просто боюсь.

– А какие у них глаза?

– Да не знаю я, какие у них глаза.

– Черные?

– Костя!

– Что?

– Замолчи, пожалуйста.

– Ну… ладно.

Вернувшись домой, Аня обнаружила на письменном столе записку от Кости:

«Не злись. Я ушел в Чащу. Я заработаю нам денег. Я там буду много дней. Я тебя люблю».

Вокруг надписи брат нарисовал сердечки красной ручкой. Аня смяла листок и швырнула на пол. К горлу подступил ком, но она сдержалась, чтобы не заплакать. В голове девушки закружились ужасные мысли об одиночестве. Аню переполняла уверенность, что в этот раз брат не вернется.

Через два дня вернулся Захар. Аня сидела на кухне и смотрела телевизор, когда открылась входная дверь и из прихожей раздалось тихое «Здрасте». На часах было около четырех дня.

Аня ничего не ответила опекуну. Она встала и направилась в свою комнату. Проходя мимо Захара, она пригляделась к его забинтованной шее. Мужчина поставил пакет на пол. Звякнуло стекло.

– Быстро меня выписали… – пробормотал он. Аня захлопнула дверь. Сорванный крючок до сих пор валялся в углу, и запереться девушка уже не могла, хотя толку от таких запираний было немного.

Захар тут же заглянул к ней в комнату.

– Слушай, нам надо поговорить, – сказал он почти шепотом.

– О чем?

– Я зайду? – Он открыл дверь шире.

– А у меня есть выбор? Если я скажу «Нет», ты уйдешь?

– Я бы хотел извиниться. Я плохо себя вел, не знаю, что на меня нашло. У меня бывает иногда эта неконтролируемая агрессия… Из-за нее я…

– Хорошо.

– Что хорошо? Ты прощаешь?

– А как мне быть?

– Не знаю, что значит «как тебе быть»?

– Я боюсь тебя. Какая разница, прощаю я или не прощаю.

– Пойдем на кухню, стоя в дверях, не очень удобно разговаривать.

Испугавшись, что Захара снова охватит ярость, девушка не стала ему перечить.

Опекун достал из пакета бутылку водки и какие-то банки, напоминающие детское питание.

– Ты спасла мне жизнь, – сказал Захар, – я плохо помню, что произошло тогда, да и не хочу помнить. Просто спасибо. Серьезно, я благодарен.

– Тебе с раной в горле можно пить? – спросила Аня.

– А кто сказал, что я буду пить?

Захар открыл верхний шкафчик, висящий на стене возле окна, и достал резиновую клизму-спринцовку.

– Отметим мой новый день рождения? – спросил опекун, рассматривая клизму.

– Зачем она тебе? – Аня не понимала, что он собирается делать.

Захар налил водку в кружку и набрал алкоголь в клизму.

– Из-за раны в горле придется употребить напиток весьма необычным способом, – сказал он, улыбаясь.

На лице у Ани возникла гримаса отвращения. Она так сильно сморщилась, что выглядела как плохая актриса, старающаяся изобразить неподдельную неприязнь.

– Ой, подумаешь, – рассмеялся Захар. – Тоже мне принцесса… Да, алкоголь будем потреблять через задний проход, а детское питание через рот.

– Можно я пойду? – спросила Аня.

– Подожди, я должен рассказать тебе кое-что, – сказал Захар. – Посиди пока, сейчас я вернусь.

Он с клизмой в руках направился в туалет. Девушка понимала, что ничем хорошим сегодняшний вечер не закончится, но в ее сердце теплилась надежда на хоть какое-то благоразумие опекуна. Захар вернулся на кухню через несколько минут. Покачиваясь, он подошел к столу и оперся на него руками. Стоял молча, прогнувшись в пояснице, и тяжело дышал.

– Ты в порядке? – Девушка немного отодвинулась от него вместе со стулом.

– Ага, щиплет, зараза.

– Горло?

– Задницу… Задница… горит. – Он проговаривал слова медленно, с натугой.

Аня ничего не ответила.

– Фух… попускает маленько… попускает…

Захар сел на табуретку, напротив девушки.

– Вот. – Опекун положил на стол бумажку с телефонным номером. – Можешь в Институт, в отдел путников звонить.

Аня тут же схватила трубку телефона и набрала указанный номер. Ей ответил Семен Петрович. Он успокоил девушку, сказав, что с группой все в порядке. Она хотела приехать, но руководитель объяснил, что ее не пустят к координаторам и уж тем более к монитору. Единственное, что разрешается, – это раз в сутки узнавать по телефону, как протекает поход и все ли хорошо. Аня была и тому рада. Повесив трубку, она с облегчением выдохнула.

– В порядке там наш путничек? – спросил Захар.

– Да. Ты хотел мне что-то рассказать.

Опекун глубоко вздохнул.

– Хотел… да… в общем… я… – Казалось, Захар не знал, с чего начать. – В общем… когда мне было двадцать пять, у нас с Маринкой родился первый ребенок, девочка, я назвал ее Варя. Жена была не против такого имени, хотя сама хотела назвать ее Катя. Я решил, что Кать слишком много во дворе бегает, а Варя – редкое имя. Варька оказалась очень непослушной девочкой. Лазила везде, только отвернешься, она уже на дереве висит вверх ногами. Ну, обезьяна, ей-богу. Когда дочке стукнуло пять лет, Маринка снова забеременела, на этот раз ждали пацана.