Семён Афанасьев - Алекс и Алекс

– Давай опять на примерах, – он там точно вздыхает. – Считай, что ты долго не ел; а потом резко за стол попал, где кормят на убой. Знакомое состояние?

– Могу представить.

– Ты сильно точно будешь действовать в первые минуты за таким столом? И какие будут механизмы принятия решений?

– Пояснение понятно… Жрать буду всё, до чего дотянусь. – Обдумав услышанное ещё раз, перехожу ко второму пункту. – А реализация решения – кто? Я или не я?

– И реализация тоже ты. Но вот уже этими процессами управлял вручную я, поскольку твой коэффициент полезного действия в управлении ниже моего, и сам ты пока так не можешь. – Терпеливо отвечает Алекс. – Решение было только твоё, и оно для тела закон. После того, как ты решил, что делаешь, чип оптимизировал твои личные имеющиеся ресурсы. Поскольку он – часть твоего тела, если формально.

– Но в какой-то момент эта часть захотела повлиять и на принятие мною решения? – уточняю.

– Точно. Ну и ещё один момент, – он вдруг начинает звучать как будто виновато. – Я себя ощущаю всё же как отдельная личность. А кое-что за долгие годы жизни начинает восприниматься на уровне рефлексов. Ваше общество, плюс твоя ситуация, для меня самого – сильный стресс. Вначале я не стал сдерживать уже свои эмоции по поводу происходящего, и этим усилил твои собственные решения. Ну а потом поздно было дёргаться… А когда патрульные попадали, мне и в голову не пришло, что надо ещё чего-то бояться. Нужно, кстати, над сенсорикой поработать; такие моменты на будущее вполне можно чувствовать издалека имеющимися в наличии возможностями.

– Ладно. Знаешь, а мне где-то понравилось, – призна ю сь. – Всегда мечтал быть быстрым и сильным…

– Это было разовое и временное решение в критической ситуации, – твёрдо говорит он. – Чтоб расширять свои возможности, ими надо заниматься регулярно, и не путём экстренной стимуляции.

– Почему?

– Ресурсы организма не бесконечны. В такие моменты ты кое-что жжёшь необратимо. Плюс, нам обоим надо разобраться, что есть эти ваши искры. Оперирование внешними энергиями – этого я пока даже на уровне физики процесса не понимаю, потому что у нас такого нет и близко. Стало быть, и тебе обеспечить доступ к этому пока не могу. А этот третий коп нам с тобой обоим сзади доходчиво продемонстрировал, что в незнакомой обстановке первым лучше не дёргаться.

В местном суде, куда мы прибываем достаточно нескоро, в дополнение к патрульному нас встречает тамошняя охрана. Ведут себя судейские охранники достаточно нейтрально; по крайней мере, в отличие от уличных патрульных, явной агрессии в мой адрес не выказывают. Да и не испытывают они её, если честно (Алекс подсвечивает мне эмоциональный фон окружающих, а я учусь работать с интерфейсом).

Интересно, а что за вожжа попала под хвост тому уличному патрульному, съехавшему с катушек?

У меня начинает теплиться надежда на какую-то объективность в разбирательстве, но разговор молодящейся тётки в мантии со старшим патрульным моментально всё расставляет на свои места. Моего присутствия, что характерно, никто не стесняется.

– Как оформляем? – судья взглядом указывает на меня.

– У него незарегистрированный левый чип. Давайте договариваться, – честно отвечает мой сопровождающий. – А у нас Гилла «догнало», – многозначительный взгляд на тётку, за которым стоит невысказанный подтекст. – Если оформить всё, как есть, считав показания видеофиксатора, будет принудительная терапия Гиллу и максимум треть штатного оклада на пенсии. – Далее патрульный с намёком во взгляде играет бровями и что-то тихо шепчет бабе в мантии. Добавляя в конце погромче, – а вот если бы был назначен виноватый… и в решении суда опущена аппаратная часть…

– Ты хочешь оформить, как будто на службе из-за…? – с полуслова схватывает судья, тоже чего-то не договаривая и опять нимало не стесняясь моего присутствия.

– Ну да.

Предсказуемо, чё…

– Этого тогда лучше закрыть. – Наконец, я удостаиваюсь короткого кивка судьи. – На время оформления бумаг, как минимум. Я не смогу оформить всё Гиллу, если сейчас начнутся разборки с его чипом и если не будет виноватого на момент вынесения решения по Гиллу. Ну, то есть, могу, конечно… но зачем лишний риск? Да и мало ли, что этот может наболтать? А так, ну посидит какое-то время. Даже если создадут комиссию и вдруг воспылают энтузиазмом, начнут реально проверять все обстоятельства, – уж в Квадрат-то к нему точно никто не попрётся. А вот если оставить его гулять на свободе всё это время… возможны варианты.

Реальное положение дел, кажется, никого вообще не тревожит; и я выступаю в роли даже не разменной монеты, а одноразового бумажного подстаканника. Об объективном разбирательстве, каком-то опросе сторон либо подобии справедливость речи по-прежнему нет.

Предсказуемо для меня, но явно удивляет Алекса. Который говорит много чего интересного по поводу происходящего по нашей с ним внутренней связи.

Вдруг, на фоне его бормотания, на меня накатывает та самая волна, как и несколькими часами раньше у реки.

– Подскажите, пожалуйста, а суд в этом здании состязательный? Либо – сориентируйте по формату судебного заседания? – поднимаю руку со своего места, апеллируя больше к судье. – Я, может, и не из Центра города, но элементарные ювенальные законы знаю. Вы не можете даже рассматривать моё дело без моего законного представителя, поскольку я несовершеннолетний. Не то что приговор выносить.

Баба вместе с мужиком удивлённо мажут по мне взглядами, как по пустому месту, ничего не отвечают и снова разворачиваются друг к другу.

Они тут что, совсем ничего не боятся? Решение же будет незаконным, это даже я понимаю.

Мой сопровождающий передаёт судье, кажется, бумажный конверт (с моего места плохо видно):

– Давайте как обычно? Давайте тогда этого по максимуму. Он, кстати, может оказаться и клановым, уж больно резво двигался. – Они оба снова бросают на меня два быстрых взгляда. – Если так, то клановые его всё равно быстро найдут и выцарапают из Квадрата. А это – лично вам за беспокойство, если вдруг… – мужик недоговаривает, настойчиво двигая конверт по столику.

– Принимается! – перебивает его тётка и конверт в мгновение ока исчезает где-то под столешницей.

Кажется, взрослые правила ещё веселее, чем я думал поначалу. А моим единственным представителем, который бы пошёл до конца в любой ситуации, была мать…

Говорить что-то в данной ситуации бессмысленно, но и промолчать почему-то не вариант. Есть вещи, которые просто нельзя пропускать мимо себя. Но я это почему-то только сейчас понял, когда терять стало нечего.

Раз уж мне собираются впаять срок, пусть он хоть будет за дело. А несовершеннолетнему всё равно много не дадут, мелькает на задворках сознания, потому что меня опять затапливает всепоглощающая ярость. И я даже относительно не стеснён в движениях, несмотря на стянутые фиксаторами руки (хорошо ещё, что спереди, а не сзади).