Руслан Михайлов - Инфер

Но кое в чем уверенность все же есть.

В том, что посланные несчастные погибли. В том, что их убили насекомые очень похожие на крупных пауков – высотой чуть ниже колена взрослого человека. Но если это и были пауки, то какие-то странные – со слишком прочными и крепкими лапами. Пауки с поведением муравьев – работа сообща, включая отрезание пути к бегству, держание бьющихся жертв за руки и ноги, а затем и утаскивание их во тьму.

Как быстро все случилось?

Долго. Мерзко, тошнотворно, громко, страшно и долго.

Пауки сразу начали жрать конечности жертв, жадно подбирая кровь с травы и земли – один из бедолаг почти успел выбраться из-под полога и его настигли на границе света и тьмы. Так что его мучения стали настоящим блокбастером для обомлевших зрителей, стоящих на камнях на краю этой страшной чаши. Затем, чуть насытившись, пауки уволокли бьющихся парней в темноту и на этом все кончилось.

– Уволокли кому? – деловито поинтересовался я, крутя в руках винтовку с разбитым прикладом и чуть погнутым стволом.

Эта винтовка снова напомнила мне о главном. Да… кое-что придется поменять в нашей стратегии действий. Причем немедленно.

– Кому? – не понял меня Нечор.

– Своей матке? Куда уволокли и зачем? Почему не сожрали прямо на месте?

– Я… я не знаю, сеньор. Никогда и не думал об этом… вот до сейчас…

– Вот до сейчас – повторил я, с щелчками расставляя на столешнице разнокалиберные патроны – Опиши пауков подробней.

– Четыре толстые лапы.

– А?!

– Лапы…

– С каких пор у пауков всего четыре лапы, калека?

– Но это пауки, сеньор! Выглядят именно так! Ну… сильно похожи!

– Опиши их – повторил я, отшвырнув опустевший ящик и взявшись за пузатую перекошенную корзину.

Отброшенный мной ящик тут же подобрал подбежавший садовник и радостно уволок к одному из навесом. Мельком оглядевшись, я убедился, что девяносто процентов всех гоблинов в жилой «кляксе» уже погрузились в послеобеденную дрему.

– Большие, четыре лапы… большие паучьи мрачные жопы!

– Большие паучьи мрачные жопы – снова повторил я – Да… ты все же поэт, калека. Пасти? Какие? Жвала? Зубы? Что у них там?

– Я… этого не разглядел. Да и никто не разглядел, сеньор. Никто кроме Педро – у него было это – калека кивнул на новый предмет в моих руках – Но Педро сдох и быстро разлагается на солнышке.

Глянув на грязные шорты, я развернул их, отбросил тряпку в сторону и ее тут же схапал сам Нечор, нырнув под стол. Внутри шорт оказался бинокль. Один окуляр разбит и частично сплющен. Опустив почти умершую оптику на стол, я толкнул ее калеке и тот жадно поймал, вопросительно глянул на пустую корзину рядом с грудой вещей. Я кивнул и произнес:

– Забирай корзину и все тряпичное.

– Спасибо, сеньор Оди!

Когда я избавился от вонючих тряпок, стало легче собрать и рассортировать патроны по калибрам и типам. Тут настоящее патронное ассорти, которым подавится любое оружие. Увидев подошедшего Каппу, я никак не отреагировал, зная, что мечник не промолчит.

– Я говорил с быком, лид.

– Ага – кивнул я – Расскажешь чуть позже. Влезай в железную шкуру и топай сюда.

– Есть!

Каппа убежал, а я глянул на Нечора, повел рукой над столом, где стопками лежали обоймы, выстроились шеренги патронов, ровным полем легли части разобранного оружия.

– Вот так и продолжай. Понял?

– Я не смогу разобрать оружие, сеньор.

– Весь огнестрел просто раскладывай аккуратно по столу.

– Сделаю.

– Все тряпье, все ржавые ножи, шила, обувь и весь бытовой хлам вроде этих пластиковых расчесок – на помойку.

– Мы поделим. Постираем, отмоем и…

– Мне посрать.

– Да, сеньор. А консервы?

Посмотрев на стенку из найденных мной различных консерв Бункерснаба, я буркнул:

– Это не трогать. Каждую банку протри – чистой тряпкой! – и желательно с антисептиком. С одной рукой справишься?

– Справлюсь.

– Действуй.

Отряхнув руки, я влил в себя полкувшина кислого компота и зашагал к дожидающемуся меня экзу. Время оттащить трупы и чуток прогуляться по здешней территории. Ну и узнать, что там поведал минос Каппе.

– Че? – повернулся я к мечнику и на долю секунды замер, прислушиваясь к естественным шумам послушного экзоскелета – Что у рогатого было на рогах?

– Серебряные чехлы – повторил Каппа и мягко надавил железной ладонью на дерево, что накренилось над очередной ухоженной тропкой.

Подгнивший ствол протяжно застонал и рухнул, с облегчением разломившись на несколько кусков. Брызнул сок, из похожей на гнилую мочалу сердцевины хлынул поток насекомых, над их разломанным убежищем задрожали струи горячего воздуха. Отшвырнув ногой мешающую часть ствола, Каппа двинулся дальше. Я шагал рядом, держась за наш общий груз – волокуши с наваленными друг на друга покойниками.

– Серебряные чехлы на рогах, за спиной вроде как был железный щит, на поясе топор, одноручный прямой меч. Это не считай кольчужной набедренной повязки, кожаных доспехов, стальных набедренников и одного стального же наплечника. Что-то он помнит четко, а что-то как сквозь туман.

– Звучит бредом – буркнул я – Но вряд ли это ложь.

– Такое дерьмо может быть только правдой – согласился Каппа.

Минос заявил, что не помнит откуда он и что он такое. Даже само слово «минос» ему вроде и было знакомо, но как-то смутно. Бычара очнулся на речном дне. Причем очнулся уже в момент, когда в легких было полным-полно мутной воды. В ушах звон, из ноздрей рвутся последние пузырьки воздуха, в голове ломит, а он… стоит на речном дне.

Смерть. Вот она. Совсем рядом. Просто не шевелись и она быстро заберет тебя.

Рогатый не знает, что его спало – инстинкты или железная воля. Но он, уже умирая, со стремительно вырубающимися мозгами, рванулся вверх, не желая умирать. Рванулся… и остался на дне как прикованный. Забился, закрутился, поняв, что его удерживает на дне что-то тяжелое. Руки обшарили грудь, скользнули по животу и бедрам. И везде он находил какие-то ремни и пряжки, тут же срывая их, стягивая через голову. Тяжело бухнул о дно стальной прямоугольный щит, с рогов слетели серебряные остроконечные чехлы, беззвучно шлепнулась в ил кольчужная набедренная повязка, а следом туда же отправилось оставшееся.

На поверхность воды, изрыгающий воду и блевоту, минос вырвался подобно мифическому божеству, до смерти напугав всех, кто сидел на крепком плоту, идущем вниз по течению этой широкой и быстрой реки. Снова повезло – хрен бы минос доплыл. Всех его бычьих сил и воловьей выносливости хватило только на этот финальный рывок к дрожащему свету над рогатой башкой. А вырвавшись, пусть и хлебнув чуть воздуха заполненными водой легкими, он тут же отрубился и уже не помнил, как на него накидывали веревки, как вытаскивали на плот и, с трудом перевалив на бок, буквально выколачивали грязную воду из его огромной груди.