Алексей Пехов - Белый огонь

— Я могу вас утешить. Их ищут и найдут. А если они покинули герцогство, то это ничего не значит, за голову некроманта и ее сообщников назначена щедрая награда. Наняты люди. Рано или поздно их вернут в Эльват.

«И лучше бы живыми», — подумала она про себя.

Ради покивал и посмотрел ей прямо в глаза:

— Поэтому мы и пришли к его светлости, прежде чем пойти дальше в мир. Хотели бы нижайше просить, чтобы он убавил свой гнев, отозвал людей и прекратил преследовать ту, кого знают как Шерон из Нимада.

Сперва Яс подумала, что она бредит. Затем, что бредит он. Напекло голову солнцем, такое случалось, но серые глаза оставались серьезными, словно отлитые из стали. Спутники Ради тоже не улыбались и не удивлялись, слыша столь странные слова.

Она подумала немного, так и эдак. Покрутила мысли, варианты, провела языком по зубам, чувствуя слабую кислинку, оставшуюся после крепко заваренного напитка.

— Понимаю, что Храм хочет отомстить.

Ради сцепил пальцы в замок.

— Мы далеки от мести, даже ради такой верной служанки, как Бати. Мы — следы богини и движемся навстречу ее воле. Это сильнее нас, наших желаний или наших эмоций. Мы просто должны. Вот и все.

— Хотите убить ее сами.

Он чуть подался вперед:

— Хотим успеть первыми, ваша светлость. А люди, отправленные вами, будут мешать. Не нам. Мири.

О! Она бы с радостью все отменила. С радостью убедила мужа не убивать указывающую. И еще предстояло это сделать. Здесь ее желание совпадало с этим дэво, который просил так, словно… почти приказывал. Впрочем, чего взять с фанатика из секты? Их чувство такта часто куда слабее религиозного рвения, а может, и безумия.

Но вот только не в интересах Яс было, чтобы они убили Шерон. Не до той поры, как ту вернут и убедят сотрудничать.

— Герцог принял ее как друга, объявив свою волю на всю страну. Она же отвергла дружбу, ударила по протянутой руке. Плюнула на нее. Прилюдно. Нанеся оскорбление. Как вы представляете себе наш отказ заставить указывающую заплатить, почтенный Ради?

В ее голосе прозвучали первые нотки гнева, пока еще слабые, хотя и вполне уловимые, но дэво не дрогнул, лишь расправил складки на своем проклятущем платье, аккуратно и тщательно, словно это было куда важнее разговора.

— Я понимаю, ваша светлость, такое затруднение. Но герцог Карифа милостив. Он ведь может оказать милость и простить глупую женщину? Стать выше всего случившегося, обратить такую малость…

— Малость?! — Теперь уже Яс подалась вперед. — Милость? Прощение? Здесь Кариф, а не Мут! Ни милость, ни прощение здесь не в чести! Это слабость, а герцог не может быть слабым. Не может простить, если не просят прощения, не просят на коленях, целуя его туфли, не каясь публично, при свидетелях.

— Я понимаю. И все же этого хочет Мири.

— Этого хотите вы! — резко отрезала она. — Если того желает Мири, пусть она даст знак. Лично. Придет и прикажет. Публично. Чтобы у всех не было сомнений в ее воле и в том, что его светлость должен подчиниться, дабы не выглядеть слабым в глазах подданных. Воля богини и воля человека, да еще чужестранца, вещи разные.

— Я настаиваю, что…

— Настаиваете? — прошипела Яс, и, подчиняясь ее голосу, стража с глефами, до того неподвижно стоявшая по периметру веранды, пошевелилась, а лейтенант сделал шаг вперед, но Ради и бровью не повел, как и его спутники. — Вы не в том положении, чтобы настаивать. Вы гость, я принимаю вас, даруя защиту в моем доме, а также допускаю, что в Храме иные обычаи и вы не знаете правил. Поэтому позволю вам уйти с моим благословением и пожеланием доброй дороги.

Они смотрели друг на друга словно две кобры, готовые броситься в атаку. Горели только глаза, лица оставались бесстрастными, разве что на скулах у женщины выступили пятна, проявившиеся даже сквозь бронзовую кожу. Висела гнетущая тишина, наконец Ради произнес:

— Нам требуется лишь благословение ее. Возможно, ваши слова тоже ее воля и она испытывает нас, усложняя задачу. Узнаем со временем, ваша светлость. Мы воспользуемся вашей добротой и отправимся в путь.

— Покиньте Эльват до заката, — сказала она им в спины. — Мой муж не всегда столь кроток, как я. Не желаю, чтобы его гнев коснулся вас.

Они еще раз поклонились и ушли, сопровождаемые воинами. Яс, все еще злясь, громко хлопнула в ладоши, подзывая служанку, пошевелила мизинцем, указывая на длинный луг. Та, понимая приказы без слов, принесла лакированный футляр, со щелчком открыла крышку, осторожно вытащила из него черный составной лук, отделанный рогом орикса. Прекрасная работа пустынного оружейника, который сделал ее по заказу герцога, подарившего лук Яс.

Натягивая перчатку на правую руку, герцогиня мотнула головой, требуя, чтобы колчан, в котором ждали стрелы с пестрым оперением, повесили там, где обычно.

Отец, да продлятся его годы до ста лет, учил ее стрелять еще девчонкой. И показал, как управляться с лошадью без седла, отдавая команды лишь коленями да стопами, не думая об узде. Как ощущать ее дыхание, ход и понимать тот миг, когда следует отпускать тетиву.

Она была прекрасной лучницей и наездницей. Лучшей в Аль-Обайлахе, что стоял в долине Аль-Хиз, защищая северо-восточные ворота герцогства, там, где за стенами Безводных гор начинался Дагевар.

Ей, благородной дочери мудрого правителя бедной провинции, дочери воина, а не политика, хотелось походить на отца. Сражаться. Вопреки законам. Как солдат. Мечтам не суждено было сбыться, но в один из темных дней врата пали и вал воинов в зубастых шлемах перешел горы. Чтобы грабить и убивать.

И тогда она сражалась и защищалась наравне с мужчинами. Посылала свою гнедую Соколицу вперед, заставляла прыгать, крутиться, уходить за дома, выскакивать из-за угла.

И убивала.

Убивала страшных бородатых мужчин, даже не понимающих, откуда прилетела пестрая смерть. Стреляла на ходу, на скаку, не медля и не колеблясь. В белые полоски лиц, на миг показавшиеся над щитами, в сочленения между доспехами. В спины.

В спины она тоже стреляла.

Она ликовала, отправляя на ту сторону всех, кто пришел на родную землю, и именно в тот день в первый раз ее увидел муж. Тогда лишь один из сыновей герцога, оказавшийся в Аль-Обайлахе вместе со своим отрядом легкой кавалерии.

Он выбрал ее, когда Яс едва исполнилось четырнадцать. Захотел сделать женой, хотя и считали, что она ему не ровня. Нижайше просил старого воина отпустить дочь в Эльват, под свою опеку, распарывая кинжалом себе ладонь и проливая кровь на песок. Вручая девчонке тяжелый золотой браслет по древнему «закону покровителей». И она приняла его, без колебаний, с радостью, стоило лишь отцу благосклонно кивнуть.

Перо стрелы коснулось щеки, и, улыбаясь тому воспоминанию, Яс отправила ее в полет, наконец-то расслабившись после этого долгого дня.