Александр Афанасьев - Меч Господа нашего. Книга 6. Мрак под солнцем

Снова переключился на Москву. Вот это да! Погромы в самом центре, громили Боско ди Чиледжи, это же Красная Площадь, считай. Громили кафе в центре, поджигали. На окраинах — ещё хлеще. Два сообщения о стрельбе…

Весело.

Оглянулся — нет никого. Зашел на сайт Союза Ветеранов, переключился на форум. Отстучал пароль и ник.

В Союз Ветеранов он не вступил — просто не приняли бы. Но был Союз Русского народа, и там было два форума, один для своих, на другой пускали всех желающих, кто только подтвердит, что придерживается патриотических взглядов и не любит кавказцев. Отец не знал о том, что он сюда ходит, а мать наверняка не одобрила бы. Сайт постоянно пытались закрыть — но без толку, за активное участие в делах Союза Ветеранов — можно было получить срок за экстремизм. Правда в Москве — а в других местах на это на все срали уже давным-давно и с высокой колокольни. Но Николай — жил в Москве и все-таки придерживался патриотических взглядов. Даже на русский марш ходил.

Черт, забыл совсем…

Открыл почту — от Маринки ничего нет. Включил видеокамеру над компьютером, записал сообщение для нее. Послал по почте.

— Ну, чего тут? — он не успел свернуть окно Союза ветеранов, как вошел отец — не оделся все еще? Давай! Живо! Едем!

— Щас.

— Да не щас, а прямо сейчас. Отрывай задницу от стула! Давай, давай…

Отец видел. Союз ветеранов. Но ничего не сказал…

Николай вышел из своей комнаты уже одетый, неуклюже накинул на себя рюкзак с уже снаряженными магазинами — и под рукой, и не так бросается в глаза. Взял ружье, которое оставил для него отец — тяжелое, зараза. Вскинул, ещё раз — не к рукам было. Привыкать надо…

Зашел отец.

— Собрался? Пошли.

В прихожей встретила мать, тоже во что-то одетая, бледная как мел.

— Вова!

— Не открывай никому. Ружье на столе, я тебе показал. Если что — стреляй.

Николай с трудом мог представить, как мать в кого-то стреляет. Она была старовата для гранд-дамы и другого воспитания для того, чтобы стрелять.

— Поедем на твоей — бросил отец, спускаясь.

— Гершман уехал — сказал Николай, идя следом за отцом.

— Уехал? Куда?

— Не знаю. В Израиль, наверное.

— Встал на крыло, значит… — отец презрительно хмыкнул — сейчас Лизку найдем, к деду вас отвезу. Пока там побудете.

— Я не уеду.

— Чего?

— Я с тобой буду. Не уеду.

Отец приостановился даже, посмотрел на сына. Молча, кивнул головой и пошел дальше, перепрыгивая через ступеньку.

Это была самая большая похвала, которая перепадала Николаю от отца за все последние годы…

Отец сел за руль. Ружья положили назад и прикрыли одеялом, рюкзаки со всем нужным — тоже. На выезде — отец притормозил у поста.

— Присмотри.

— Непременно — кивнул Витек — будьте спокойны…

— Покой нам только снится… — сказал отец, нажимая на газ.

Москва изменилась. Уже за то время, пока он сидел в Интернете, буквально за час — она изменилась. Там, где были две машины полиции — теперь стояла темная, угловатая махина бронетранспортера. Были и полицейские — видимо, их стягивали к Садовому кольцу, защищать власть. О том, что творилось на окраинах — можно было со страхом догадываться.

В одном месте они прижались к обочине — несколько черных, гладких седанов Ауди проскочили мимо, подвывая сиреной. Последним в колонне — шел большой, черный микроавтобус службы безопасности Президента.

— Тоже встают на крыло? — спросил Николай.

— Навряд ли. Этим — деваться некуда…

Зазвонил телефон, в кармане у отца. Он выругался, притормозил у остановки, полез за мобилой. Остановка была разбита.

— Да… Да… Вас понял.

Отбой.

— Ты из этих, да? — вдруг сказал Николай.

— Из каких?

— Ну… ветераны, да? Потому и оружие дома. Так ведь?!

Отец посмотрел на него каким-то странным взглядом. Ничего не сказал.

Николай только крепче сжал цевье своего ружья…

В одном месте — они напоролись на настоящий шабаш. Прямо на улице, перекрывая ее полностью, стояли несколько автомашин, в том числе — два Порш Кайена, которые пригоняли из Германии подержанными и которые очень уважали кавказские джигиты. Несколько человек — что-то выносили из магазина, прямо через разбитую витрину, если хорошо приглядеться — то можно было различить с другой стороны улицы силуэт расстрелянной милицейской машины. Прямо перед перекрывшими улицу машинами стояли вразнобой несколько других, явно не из этого числа. Приора, кажется Фокус… какая-то маленькая машинка, спорткупе. Двери настежь. Около этого спорткупе скопились люди… они что-то кричали и ржали так, что было слышно даже в Мерсе. Совершенно не хотелось знать, что эти люди там делали…

— Па…

— Держись!

Отец виртуозно развернул на довольно узкой улице тяжелый с высоким центром тяжести джип. Стрелять вслед не стали — видимо, были заняты делом…

— Объедем…

Ломанулись — через дворы, они ещё не были перекрыты, но в некоторых дворах уже собирался народ. Даже так, мельком была видна его беспомощность перед накатывающимся как каток валом насилия. Ни дворы не перекрыли машинами, ни дежурство не поставили и оружия наверняка мало. Офисные хомячки… хотя при том, сколько стоит тут квартира не хомячки, а хомячищи…

Свернули — направо, потом ещё раз направо. Мертвенно-белый ксеноновый цвет фар выхватывал группки людей, стоящие машины. Кавказцев тут пока не было — видимо, рванули грабить по-взрослому…

Свернули ещё раз — и въехали в узкий, заставленный машинами дворик. Как раз такой, о котором свое время пел Булат Окуджава. Тогда все было по-другому — во дворике было место для доминошников и мам с колясками, сейчас же — не протиснуться от машин. Квартиры тогда здесь давали, заселялись по ордеру — сейчас девять тысяч за метр без нормального ремонта [89] Из-за инфляции и по доллару и по евро и по рублю. Цены 2011 года умноженные на 1,7. . И еще… когда то кавказцы были здесь поэтами, паладинами прекрасной дамы Москвы. Не грабителями, насильниками и убийцами как сейчас.

Толпы здесь не было — но были группки людей, в одном месте горели фары машин. Почему то даже в темноте было заметно, что не кавказцы, русские — кавказцы бросились бы грабить и отнимать машину, русские — настороженно посмотрели — не враги ли приехали. Боялись?

Дожили до чего…

Отец взял ружье.

— Пересаживайся на водительское. Мотор не глуши, центральный замок закрой. Если что — три сигнала.

Сын — тоже взял ружье.

— Я пойду.

— Сказал — сиди! — рявкнул отец — тебя только не хватало.

— Я пойду.

Николай никогда не перечил отцу, когда тот был в таком состоянии — можно было и плесня огрести. Но тут — он молча и с вызовом смотрел на отца и не был намерен уступать.