Артем Каменистый - Пять жизней читера

Ну и выражение лица нельзя не отметить — никакой мягкости нет и в помине, не говоря уже о похотливости с чувственностью. Живое, внимательное, настороженное — будто мордочка испуганного и готового дать отпор зверька, пробирающегося по кишащему опасностями дремучему лесу, где он никому не может доверять. С таким выражением она не то что цену себе не знает, да она даже не задумывается о такой важнейшей для всякой уважающей себя женщины детали.

Лишь один момент можно кое-как примирить со списком запросов Рока: нельзя не поприветствовать коротенькие обтягивающие шортики, тем более что из них торчат ноги, которым можно дать чуть ли не все пять баллов — увы, но в бедрах не хватает важной пышности. Ну да ладно, ведь идеальная стройность и выверенные пропорции частично это компенсируют.

Эта нестандартная особа уже близко, очень близко, раз Рок прекрасно может рассмотреть цвет ее глаз, детскую запущенность бровей и каждую складочку ядовито-зеленого топика, подчеркивающего волнующий всех нормальных мужчин факт — одеваясь поутру, один предмет белья девушка проигнорировала (а там, глядишь, и второй забыла).

Вот ведь как получается — почти стопроцентный промах мимо требований Рока, но при этом смотреть на результат очень и очень приятно. Не красавица, определенно не красавица, но до чего же милая, глаза радует получше большинства прошедших мимо пышных блондинок, у которых все или почти все совпадало со списком.

Милая особа между тем, свернув с тротуара, звонко цокая высокими каблуками (к коим Рок тоже неравнодушен), подошла к лавке, остановилась перед ней, склонила голову набок, уставилась нетерпеливо-недовольно и таким же милым, как она сама, голоском спросила:

— Ну и чего ты тут расселся?

Слова, надо признать, ни капли не соответствовали тональности скромного женственного голоса, и вообще — что это с ней такое?

— Хочу — сижу, лавка не частная. — Слегка выбитый происходящим из колеи, Рок ответил на автоматизме, не задумываясь.

Что тут происходит? Неужто он ее взглядом приманил? Но ведь остальные только улыбались в ответ, мчаться навстречу горячим объятиям не торопились.

Да и не очень-то похоже, что она подошла в поисках мужской ласки — сказала, будто плюнула.

Изящно развернувшись на одной ноге, чудаковатая девушка снисходительно-высокомерно произнесла:

— Подними глаза с асфальта и шагай за мной, придурок.

И представьте себе — направилась дальше все с тем же цоканьем каблучков легкой и целеустремленной походкой, не оборачиваясь.

Будто летела к одной ей ведомой цели.

А Рок, подскочив, будто подброшенный на лопате ком липкого навоза, догнал ее, жалко ковыляя на скрипучей, терзаемой болью ноге, поравнялся, повернул голову и с нескрываемым ошеломлением вопросил:

— Няша, это ты, что ли?!

Закатив глаза с таким видом, будто только что стала свидетельницей проявления величайшей тупости в истории рода людского (что, возможно, так и есть), девушка ответила в той же тональности, будто общается с примитивным существом:

— Нет, блин, я всего лишь «цифра», неужели непонятно? Проходила мимо и вот решила обратиться к тебе, как к придурку. А все потому, что ты и есть придурок, раз такие тупые вопросы задаешь.

Рок, воскресив в памяти недолгое знакомство со спутницей, чуть головой не затряс, пытаясь вернуть мозги на место.

— Погоди, та была толстой, ножки, как мизинцы дистрофика, ходила скрючившись, а голос будто из пивной бочки. Да это фигня какая-то, что за фокусы?! Ты точно Няша?!

— Блин, ну ты вообще! Ты даже хуже придурка, ты что-то с чем-то. Попробуй пристально на меня посмотреть, может, научишься вызывать информационную панель.

— Я умею.

— Ну так почему не посмотрел? Тебе что, врожденное слабоумие сильно мешает?

Объект — иммунный, человечность — низкая отрицательная, прозвище-идентификатор — Няша, не вооружена, с высокой вероятностью обладает неустановленными боевыми умениями Континента.

Рок видел каждую букву надписи, но верить глазам отказывался. ЭТО походило на Няшу не больше, чем трепетная лань на сверх меры откормленного борова.

— Эй, придурок, ты бы свернул, не то в столб врежешься.

В последний момент успев воспользоваться советом непостижимо преобразившейся спутницы, Рок вновь скосил на нее взгляд и конкретизировал свои сомнения:

— Да ты вообще не такая, как она.

— Ну что ты такое говоришь. А какой, по-твоему, я должна была быть, после всего, что со мной случилось?

— Ты о чем сейчас?

— О том, что я, блин, два дня просидела в черном болоте, у меня там чуть в ушах пиявки не завелись. Ты представляешь?

— Да уж.

— Вот-вот. И это еще не все, потом меня загнали в канализацию, где я получила пулю в живот и тесаком по голове. — Девушка, поморщившись, провела ладонью по коже чуть ниже топика. — Там, в той черноте, снайперская накидка в тело въелась, под ней не то что ног не видно, под ней двоих таких, как я, спрятать можно. Накидка хитрая, на каркасе из веревочек, фигуру она ломает, делает несимметричной, скрывает очертания, расширяет, а к ней еще и грязь налипла, ох и приставучая она на черноте. Надо быть совсем уж слепым придурком, чтобы такое не понять. Впрочем, это ты и есть, так что простительно.

— Ладно, хрен с ней, с фигурой, а голос?

— Ну а что ты хотел от моего голоса?

— Так он не таким был. Совсем не таким.

— Ну что ты говоришь? Не таким? А если головой подумать?! Блин, да кому я это говорю, извини, подумать и ты — вообще несовместимо. Придурок, вот ты бы красиво песни пел после удара прикладом по гортани, распухшего языка, да еще и захлебываясь кровью вперемешку с зубами?!

В процессе общения Рок не всегда вдумчиво воспринимал слова, потому как и без них то и дело выхватывал то одну, то другую знакомую деталь, покуда в голове не начало крепнуть убеждение, что в эпитете «придурок», коим его регулярно характеризуют, определенно что-то есть.

Ну да, он дебил редкой породы, раз так позорно обманулся — принял мелковатую миловидную девушку за раскормленную уродливую бабищу.

А тощая стервоза продолжала подливать масло в огонь, заодно снабжая крупицами информации:

— Глобус, наверное, до сих пор с тебя, тупого придурка, ржет. Мало того что ты не догадался первым его выключить, так еще и меня как только не обзывал. «Страшнее Няши», да? Уж посмешил этого урода, так посмешил. А теперь, значит, глаза разул? Увидел? Знаешь что — я вообще не удивлена, что ты по тридцать раз без толку дохнешь, мне непонятно только одно — почему так мало. Тут, когда умираешь, одно хорошо — воскресаешь здоровой; все раны пропадают, даже шрамов не остается; всегда яркая одежда, жаль, обычно такая вот легкая, почти всегда высокий каблук и вот такой вот маникюр, который меня бесит почти так же, как бесишь ты. И еще обязательно серьги в ушах, иногда вместо них или вместе с ними пирсинг, очень часто цепочка или браслетик. Никакого золота или серебра, только бижутерия, иногда отстойная, иногда ничего так. Но догадайся — что самое гадкое?