Владислав Цепеш - Проба небес [СИ]

— Это потому, что мы с ней родня. И в большую часть времени у нас мир и любовь. Что называется — завидуй молча.

Судя по её лицу, так и было. Но кто ж признается!

— Мне не до глупых шуток! Я позвала тебя вернуть «книжку» (едко выделив интонацией слово, он покосилась на розовые кляксы потолка) и сказать, что больше такого можешь не ждать. Воровать — недостойно. — и спустя паузу, снисходительно добавила. — Даже у такого как ты!

«Мощно сказано!» — щелкнув пальцами, киваю в такт.

— Приятно слышать. Даже для такого как я. Этак, глядишь, к концу года мы из тебя человека сделаем, — крылатая фраза не пришлась ко двору. Резко сузившиеся глаза, да мельком блеснувший оскал, обозначили больную для неё тему.

— Оримура-сан больше ничего не хочет сказать? — весьма прохладная интонация намекала, что пора и лыжи мазать.

— А надо?

— Нет!

— Фюрера ответ!!! Ну ладно, не дуйся, как шиншилла на кукурузу, я уже ухожу, — после чего незамедлительно направился к двери. Бодевиг неотступно последовала за мной, видимо опасаясь, чтобы нежеланный гость не злоупотребил гостеприимством. А только шаг за порог как едва не догнавшая в спину дверь резким хлопком выдала неудовольствие хозяйки крова. Хотя… встреча без преувеличения была знаковой. Такое признание собственной неправоты могла стать началом прогресса. Или же…. Впрочем не будем о грустном. Время покажет.

«Комедиант хренов, а еще староста!» — С изрядной долей неприязни подумала Лаура, закрыв за «гостем» дверь. — «И что эти дуры в нём нашли? Ни ума, ни силы — один тупой гонор, да плоский юмор. С доспехом в придачу.»

Провожая визитёра до двери, юное дарование так и подмывало дать тому прощального пенделя, вот только память о прошлом не оставляла места сомнениям — вернёт сходу, может даже с процентами. Так что, выразив своё «фе» хлопком двери, девушка осталась наедине с собой. Мысленно послав ушедшему несколько ругательных пожеланий, юная вояка вольготно развалилась на кровати (недоступная дома роскошь), после чего стала тщательно проматывать недавнюю беседу в уме, стараясь отыскать истинные смыслы и подводные камни. Невзирая на маску самовлюблённого шалопая, Ичика был далеко не так прост, каким хотел казаться. И в некоторых его оговорках было скрыто масса интересного. Важно лишь не упустить.

Итог был предсказуем — за всеми его ухмылками и шуточками проступал точный расчёт. Он уверенно шел на конфликт, вроде бы невинными мелочами обостряя ситуацию до крайности. И что еще хуже — в его упорной провокационности не прослеживалась выгода, будто он хотел войны ради войны. И это было хуже всего. Ведь когда ты не понимаешь противника, то уже наполовину проиграл.

Но на этом список сюрпризов не заканчивался.

До эпизода со «справочником» казалось, что Ичика показал себя со всех сторон, но как оказалось ему тоже есть что преподнести.

Староста буквально прыгнул через голову, оставив немку в благодарном замешательстве. Ведь не надо было быть ведущим аналитиком, чтобы понять, каков был бы масштаб последствий за ту «книжку», но хуже всего было бы услышать повторную отповедь от Чифую-сан. Тогдашний стыд, от её слов на арене, до сих пор напоминал о себе.

Ладно, извинения этому гаду пришлось принести. Да, выдавливая неискренние слова в чужую ухмыляющуюся рожу, того хотелось задушить, расчленить и закопать, но мысль о том, что любимую наставницу могут измазать грязью за её, Лауры, опрометчивую глупость, отметала любые доводы гордыни. К счастью, этого не случилось, поскольку его привязанность к сестре была выше личных мстей. И тут надо признать — Лауре феерически повезло. Ведь будь он циничной сволочью, то Бодевиг уже бы ехала с «волчьим билетом» на родину. А уж там бы на дисциплинарные меры не поскупились.

Теперь же можно беспрепятственно доучиться и, чем чёрт не шутит, в дальнейшем набрать информации по его броне. Жаль только, что прежней теплоты с Чифую-сенсей не вернуть, сказанное после той схватки навсегда останется между ними. А простить такое она способна лишь своему брату. Любимому и…

Сознание уцепилось за простые с виду слова…

«…и у нас мир и любовь… мир и любовь…»

Будущую представительницу Германии пронзило вспышкой озарения. Картинки сложились в пазл, догадка ужаснула невозможностью.

«Как я… слепа! О, Господи! Это ж на поверхности: его взгляды, нежно гладящие её силуэт… выражение лица, когда речь заходит о ней… нетерпимость к любым угрозам, пусть и в виде намёков. Да как он посмел, кобель похотливый! Извращенец проклятый.»

Заметавшийся в возмущении разум, что рисовал себе картины одну кровожаднее другой, требовал что-то делать, но сумев взять себя в руки, немка сумела отбросить обманчивые выводы. Опираясь на факты, становилась очевидна несостоятельность одностороннего подхода. Чифую-доно кто угодно, но не безропотная жертва коварного искусителя.

«Нет. Стыдно так думать. Оримура-сан выше этого, да и как бы он её соблазнил? К ней, в бытность инструктором, такие козырные тузы подкатывали — гражданские просто отдыхают. И все пролетели… со свистом. А тут какой-то малец. Да нет, не может быть. Это он так, для красного словца сказанул. Хвастается, небось, извращюга малолетний.»

И все же картинка не сходилась. Было что-то такое в его непоколебимой уверенности по отношении к сестре, что не давало окончательно закрыть вопрос. Слишком уж уверенно прозвучали его слова. Распалённое логическим тупиком, сознание стало искать выход. Ту единственную причину, могущую соединить недостижимое великолепие наставницы и никчёмную посредственность её брата воедино. То, что побуждало их хранить и беречь друг друга с необычайной силой.

И как следствие, после напряжения всех извилин нашёлся «единственно верный вариант».

«А что если это… взаимно !?» — Изумлённая глубиной своей прозорливости, девушка почувствовала, как грандиозная тайна распахивает перед ней свои двери. — «И чувства обоюдны? Но тогда получается, что они вместе пошли навстречу друг другу, и у них все на самом деле!»

От мыслей об обнаженной наставнице, сжимающей в объятьях собственного брата, у немки участился пульс и кровь прилила к щекам. Представляя, как эти двое ласкают друг друга на белых простынях, когда его пальцы гладят безупречный бархат её кожи, а их губы жадно сливаются в поцелуе, она ощутила стыд, желание, ревность… и горечь.

Такому ей просто нечего противопоставить.

За своё счастье, обретённое в порочном кругу запретной любви, они будут стоять насмерть. И глупо надеяться, что её наивные мечты сумеют пробиться сквозь бушующее пламя тайных страстей. Всё, что теперь остаётся, это хранить чужую тайну и надеяться, что однажды вновь удастся заслужить доверие и признание учителя, которую она так бездумно подвела.