Владислав Цепеш - Проба небес [СИ]

Практика, сводящая к методу научного тыка, выявила детали, — НД не только сканировал мир вокруг себя, выдавая обработанное изображение на сетчатку, но, одновременно с этим, фильтровал помехи. Благодаря этому, качество картинки было выше любой критики. Даже в абсолютной темноте все было видно, как будто в полдень. Правда, исключительно в оттенках серого, кои варьировались от нежно дымчатого, до тёмно-пепельного.

Активировав полезную опцию, я растерялся на несколько долгих секунд. Мир, суженный непогодой до нескольких сотен метров, мгновенно раздался до горизонта.

Дождевые помехи бесследно исчезли, будто их и не было, а густая вата облаков превратилась в чуть мутноватую вуаль, сквозь которую отчётливо виднелись Рафали, кружащие в безоблачной выси. В отличии от ночной поры, цвета сохранились, но сильно поблекли. Тот же доспех Сесилии, вместо иссиня-кобальтового, выглядел как бирюзовый. Натолкнувшись на подобную многозадачность, невольно закрадывалась мысль, что подобная широта возможностей не свойственна прочим НД, но поразмышлять мне не удалось.

Рин, жаждущая очередной победы, стремительно приближалась. Парный скимитар подрагивал в предвкушении. До этого, правда, она пыталась меня подстрелить, но в толще воды компрессионная пушка не помогала, поскольку мало того, что траектория выстрела виднелась по всей длине, так еще и залп дробился об воду, замедляясь, расширяясь и становясь неэффективным.

Вежливо уступив даме место, полупируэтом ушел в сторону, после чего зашел на новый виток. Благодаря отсутствию проблем с обзором, удалось перекрутить её в вираже, и во время касания, легонько стукнуть по спине ладонью.

— Ичика, это не считается!! — возмущенно раздалось в эфире.

Но я не успел придумать достойного ответа, поскольку слово взяла зрительская ложа.

— Хоки-сан, я кажется понимаю, отчего Рин-сан не может догнать Ичику-доно.

— Отчего-же, Сесилия-сан? — включилась в игру моя врединка, заговорив исключительно противным голоском.

— Избыток лишнего веса сказывается, — противный смех в два голоса, транслирующийся нам обоим.

Не знаю о чем они думали, но мгновенно вскипевшая Рин тут же забыла обо мне и, перехватив оружие, устремилась в дискуссию.

— Ичика, дурак, отпусти, — с неженской силой вырывалась та из мои объятий, поскольку я тут же перехватил Рин со спины и крепко прижал к себе.

И пока я удерживал юную фурию, отлично понимая чем всё может кончится, Хоки и Сесилия наперебой упражнялись в острословии. Бесполезность уговоров была очевидна, поэтому пришлось ретироваться, не отпуская строптивой ноши. Отлетев подальше, я развернул Рин к себе. На её очаровательном личике удивительно сочетались упрямо сжатые губы, свирепый взгляд и веки, полные слёз.

Им все-таки удалось её задеть.

Не говоря лишних слов, прижимаю её к себе, после чего она даёт волю слезам. А сам в это время шепчу, что они не со зла, просто натура у них вредная, и вообще они завидуют, а ты хорошая. Чисто машинально целую в макушку, после чего вжимание в меня усиливается. За время оросительных процедур подлетели обе цундурочки, и видя результаты своих трудов, стали наперебой извиняться.

Рин, прижимаясь ко мне, злобно зыркала на них исподлобъя.

Дабы примирить ссорящихся, я сверкнул остроумием, сказав, что ничего, мол, страшного в том, что у Рин грудь мелкая (они и про это упомянули), зато у этих двоих попы толстые. Комплимент сработал как надо.

Мигом взбодрившиеся красавицы, забыв о былых рознях, гонялись за мной с гиканьем и пальбой, демонстрируя чудеса взаимодействия. Как итог — все были потные, веселые и жизнерадостные. Пусть не догнали, зато помирились. Глядя на их радостное щебетание, я готовился к визиту в Ректорат.

Саша, походу, заждалась….

Спустя час после тренировки.

В белоснежной форме, слегка шаркающей неторопливой походкой, Оримура Ичика приближался к приемной Александры Ивамото. Внешне все было безмятежно, но душевное равновесие ускользало, будто ртуть между пальцев. Дабы не зацикливаться на недавнем происшествии, приходилось ощутимо напрягаться. Но не думать о «белой обезьяне» было не так то просто. Свежий эпизод, произошедший в нашей комнате, занял, от силы, минут десять. Но произошедшего хватило бы и на день.

Итак.

Немного опосля практики, мы, взбодрённые послетренировочным душем, вернулось к себе, что называется, в берлогу.

Поначалу, все было чинно-благородно.

Девушки, налетавшие аппетит, мигом расселись на кровати, где принялись вслух обсуждать недостойное поведение «одного знакомого», попутно уминая очередную новинку городских прилавков. Центром внимания растущих организмов оказались новомодные хлебобулочные, чья декларируемая низкокалорийность и широкий спектр начинок мгновенно обеспечили им кулинарный пьедестал текущего сезона. Студенток академии, падких на всё новое, также не обошло стороной.

Однако, вкус у свежевыпеченных треугольных пирамидок был… на ценителя. Лично мне, так натурально картон, с разнообразной гадостью внутри, в их случае — невнятный, чуть кисловатый мармелад, с нотками мяты. Правда, им нравилось так, что за ушами трещало. И покуда насыщающиеся красавицы давили на моё чувство вины (вспомнить бы, где оно), я неторопливо собирался, параллельно размышляя о назревающей ситуации.

Саша это ведь не Кларисса, долго игнорировать не получится. Если по-чесноку, то момент был из тех, что всегда возникают в отношениях двух индивидуумов, личная жизнь и официальные отношения которых разнятся до несводимого.

Тут как ни посмотри, но Саше придётся сказать правду, пускай и не всю, иначе обидится и затаит. Или не затаит, я сразу ответит, что тоже не яблочко. А на что способна любимая женщина, помимо прочего, приходящаяся мне ректором, было сложно переоценить.

М-да.

Естественно, сосредоточившись на проблеме, гневного щебетания подруг я практически не ощущал, отчего момент присоединения непрошеного гостя проворонил всухую.

С резким щелчком дверной ручки, в широко распахнутую дверь (каюсь, не запер), энергично вошла Рин. После чего, притворив её за собой, с мрачной решимостью поглядела на нас.

Картина Репина: — «Не ждали!»

Тускло покосившись на недавних дразнителей, она сосредоточилась на мне, и, подойдя практически вплотную, тут же откалывает номер, какой я и в цирке не видел.

С лихорадочным блеском в глазах, стоя гораздо ближе, чем допускают приличия, она мягко завладевает моей правой рукой, и выдаёт:

— Ичика! Не верь тому, что эти («эти» даже хрумкать стали тише, сосредоточенно наблюдая) говорят про меня, будто я плоская как мальчишка. Я не такая.

— Эээ… — Выдал я глубокомысленную фразу, но продолжить не успел.