Евгений Шепельский - Война

Впрочем, как и везде на Земле.

— Вы идете… т-туда? — опешил Блоджетт, когда я двинулся в глубину рабочего поселка.

— Хочу посмотреть, — кивнул я.

— Но… зачем?

— Мне интересно.

Он ничего не сказал, лишь засопел недоуменно.

Жилые бараки перемежались с рабочими помещениями. Слышался звон и перестук кузнечных молотов, ржание лошадей, квохтание кур. Кузницы зимние, летние, какие-то помещения с неясным назначением, где варят что-то загадочное, и по виду не съедобное. А вот швеи за открытыми окнами, целый десяток вокруг большого стола, штопают красные ливреи слуг… А вот местная корчма, одна из многих, очевидно: долетает запах еды, кислого пива, шум голосов. Тут, явно, кормят и поят уже не бесплатно, это классическая деньговыжималка для рабочих. Наверное, и штрафы тут накладывают безбожно за любую провинность… Такие рабочие поселки — та еще кормушка для разных мелких чиновников.

Основная, кое-как мощеная дорога к Варлойну терялась между деревьев. Отсюда я не видел дворцовых крыш, очевидно, мы спустились в низину. Я спросил Блоджетта, сколько до дворца, в ответ услышал, что около мили.

Пространство рабочего квартала было, пожалуй, шире, чем сам дворцовый комплекс. Охранялся квартал отчасти Алыми, отчасти — дворцовой стражей.

— Обычно стражи б-больше, — промолвил Блоджетт, словно извиняясь, словно охранять рабочих должны были как в концлагере. — Но стража сейчас вместе с дворянами на разборах завала. Здесь порой шумно, особенно вечером. Вот вечером здесь совсем не стоит появляться… Драки пьяные, кровавые… Случаются изнасилования и убийства.

Как в обычном земном рабочем квартале, где живут тускло и беспросветно, где основная радость — как следует выпить.

Меня узнавали, мне кланялись, однако без оттенка подобострастия, что так было свойственно сановникам и прочей «элите». Мы прошли квартал насквозь и вышли на крутой берег ручья. Слева я увидел мостки, на которых в интересных позах расклячились женщины-прачки, числом более пятидесяти. Они терли, били, колотили о мостки грязную одежду. На круче виднелись крытые сушильни, где коробилась на свету одежда лакеев и слуг. Сушильни для одежды господ были расположены несколько сбоку: я увидел дорогие панталоны, батистовые и шелковые рубахи, в общем, все, что полагается носить под богатыми платьями и кафтанами дворянам. Справа, ближе к Оргумину, над водой располагался помост, с которого на моих глазах вывернули дурно пахнущий бочонок с отбросами.

— Сколько всего рабочих проживает на территории Варлойна?

Блоджетт замешкался с ответом. И правда — рабочие слишком ничтожны, чтобы знать их точное число.

— Не могу сказать н-наверняка. Верно, около тысячи. Знаю точно, что было их больше, однако денег в казне с каждым годом становилось все меньше, и от услуг некоторой части рабочих пришлось отказаться.

Услуг, да. А ведь все это деньги. Огромные деньги. Варлойн высасывает средств из казны больше, чем Норатор, чем регулярная армия. Огромный кусок бюджетного пирога пропадает втуне. А ведь на эти средства я мог бы, скажем, построить новые дороги!

Я сделал пометку в своем вымышленном блокноте: поднять все зарплатные ведомости Варлойна, что давно уже необходимо сделать. И, конечно, осуществить полный аудит, существенно подрезать штат, причем не собственно рабочих, а сановников, сосущих огромные средства из казны, всех этих главных конюших, сенешалей, виночерпиев, и прочих, прочих, прочих… Всех их необходимо заменить банальными администраторами на зарплате. Дворяне, конечно, взвоют, но я сделаю это обязательно.

Спокойные воды Оргумина серебрились. На горизонте виднелись паруса трех крупных судов. Направлялись они, пожалуй, в сторону Норатора. Хотя отсюда невозможно сказать точно, куда они держат путь.

Кот, усевшись, с интересом наблюдал за прачками. Подвезли еще пару мусорных бочек, вонявших адом и изнанкой мира местного золотого миллиарда.

— Закончим разговор, Блоджетт.

— Да, ваше в-величество.

— Еще раз прошу: не нужно меня так величать.

— Ох!

— Просто — архканцлер. А лучше — по имени! По крайней мере, когда мы наедине.

— Я… я постараюсь, господин архканцлер, ваше сиятельство!

— Итак, вы за мной наблюдали.

— Истинно так. После того, как в-вы счастливо избегли яда, было принято решение наблюдать и не устраивать новых покушений.

— Однако они продолжались!

— Иные фракции были сильнее нашей. Этим покушениям мы помешать не могли. После убийства Дремлина Крау Великие стали слабейшей фракцией.

— Это мне известно.

— Все во фракции Великих были убеждены, что вы к-крейн и вас потребно умертвить со временем, однако постепенные и разумные ваши действия убедили нас в том, что вы — действительно лучшая кандидатура в им… императоры. И не важно, что в Торнхелле другой человек! Вы показали себя истинным государственным деятелем, сплотив вокруг себя Алых, мудро победив Степь и ослабив и запугав враждебные нам фракции. Ни Хэфилфрай, ни Мармедион не сделали бы и половины того, что сделали вы! Власть для вас бремя, а не сладкий сон, в котором можно т-творить что угодно.

Угу, угу. А еще любой из принцев, взойдя на престол, с подачи своих контролеров прошелся бы по фракции Великих огнем и мечом, изрядно ее проредив, так что ставка на меня — это был жест отчаяния.

— Итак, вы, наконец, убедились, что я…

— Вы не тиран и не деспот, но человек с сильной волей, человек цели. И цель эта — благо Санкструма! Белек не ошибся, подцепил н-нужную душу! — Блоджетт приблизился, сказал испуганным шепотом, словно изрекал ересь, хотя, собственно, так оно и было: — Я скажу вам страшное, Торнхелл. Мне глубоко плевать на сословие, к которому вы п-принадлежите! Принадлежали… там, откуда вас взяли. Даже если вы не благородной крови, даже если вы… — он сделал усилие, сглотнул, с трудом проталкивая слова через глотку, — обычный к-крестьянин… но ведь вы не крестьянин конечно, это слышно по вашей речи! Но даже если вдруг — вдруг! — вы подлый смерд, мне плевать. Я не хочу, чтобы страна потонула в крови распада, и я полагаю вас наилучшим среди всех наследников Растара!

Это было уже серьезно. Разорвать путы кастового сознания дано единицам. Мое уважение к Блоджетту возросло многократно. Он хитер, этот старый герцог, но так же и умен, пожалуй, он — один из острейших умов Санкструма, наравне с Ренквистом, Фальком Брауби и братом Литоном.

Корабли приближались. Я не видел вымпелов на леерах и мачтах. Они совершали, как говорят моряки, эволюции, поворачиваясь то носом, то боком, улавливая порывы не такого уж сильного ветра, и приближались.

— Есть ли у Растара еще внебрачные дети?

— Возможно, государь.

— Неучтенные?