Евгений Шепельский - Война

Вслед за этими событиями настала мертвящая тишина. Солдаты Гильдии медленно пятились, их теснили алебардами — не раня, просто пугая остриями. Без магического удара прорыв был обречен.

Шутейник озабоченно уставился на меня. Я нашел взглядом Ричентера и кивнул.

Лейтенант Алых воскликнул громогласно:

— Молчите и слушайте! Идет наш переговорщик! Переговоры! Переговоры!

Я вдохнул и выдохнул. Постарался расслабить мышцы лица. Ситуация достаточно накалилась, теперь на сцену выхожу я. Мой конек — кризисные переговоры!

Я переступил покойника, и, решительно раздвинув плечами солдат Гильдии, взбежал по крыльцу. Не глядя, пихнул плечом Зерта, миновал Ревинзера и скулящих помощников, вошел в темный холл.

Анира ждала меня в глубине, возле секретарской конторки: кроваво-красный колет, светлые волосы до плеч, блестящие глаза и напряженная, выжидательная поза. В ней ощущалась грация пантеры, загнанной в угол. Глаза опасно блеснули: узнала.

— Ты!

Я мирно кивнул. Затем широко и обидно ухмыльнулся.

— Отойдем.

Глава тридцать вторая

Пантера судорожно выгнулась, движения утратили плавность. В ней боролись два желания: тут же, на месте, собственноручно меня прирезать, и — все же провести переговоры, чтобы… Она вперила в меня взгляд: что же я мог ей обещать?

Я снова улыбнулся, вынул из кармана золотую крону, подкинул и хлопнул о тыл ладони.

— Орел!.. Я требую переговоров наедине. Мне слишком многое нужно тебе сказать, Анира!

Она хорошо скрывала гнев, панику и злобу. Сейчас я говорил с ней с позиции силы, и только этот язык она понимала. Уважала. И отчасти боялась, если только психопат способен чего-то бояться.

— Анира? — надтреснуто бросил Ревинзер в мою спину.

Пантера думала еще десяток секунд — и они показались мне тяжелыми, как свинцовые капли.

— Идем, Торнхелл! Нет, оставьте ему оружие!

Бесстрашная. Впрочем, психопаты, как правило, не испытывают страха.

По затхлым темным коридорам, протискиваясь между гвардейцев Гильдии, прошли мы к лестнице и поднялись на третий этаж. Там Анира завела меня в небольшой кабинет с плотно задернутыми шторами и захлопнула дверь — тяжелую, массивную дверь из вороненого железа. И в кабинете все было сделано из вороненого железа. Стеллажи с какими-то бумагами, стол с массивными ножками, открытый шкаф и даже пара кресел. Несомненно, логово Аниры в порту.

— Располагайся, крейн. Выпьешь?

Пытается доминировать в беседе. Не думаю, что осознанно, просто на инстинктах. Она подошла к стеллажу, на котором — от пола до самого почти потолка — громоздились разноцветные бутылки. Вина дорогие, самые изысканные, очевидно, ибо многие бутылки оправлены в золотые и серебряные сетки, украшены замысловатыми цветными гербами.

Я качнулся на каблуках.

— Нет, спасибо, я попил с утра молочка.

Оглянулась резко: уж не насмехаюсь ли? Я насмехался. Она отпрянула. Насмешка — это было куда хуже угроз и матерных выражений. Насмехаются или отчаянные смельчаки — или сильные. Очень сильные. И уверенные в своей силе.

Она вскрикнула, раздув ноздри:

— Ты хотел что-то сказать, крейн? Ну же?

Она была умна, но не выдержанна. Власть уходила из рук, уходили из рук деньги, ее трясло, она с трудом держалась. Я знал этот тип людей — и мужчин, и женщин — по некоей прихоти судьбы они шли по жизни победителями — всегда победителями! Во всем победителями! Поднимались на Фудзияму успеха все выше и выше, достигла вершины, закрепились там, надеясь, что будут пребывать там до глубокой старости. И вдруг…

Я подкинул монету и посмотрел: орел. Я бы очень удивился, если бы монета выпала решкой.

Теперь бросим руки за спину и молча пройдемся. Остановимся у шторы, и ме-е-едленно, снизу вверх, окинем Аниру Най взглядом. По-прежнему выглядит неплохо. Камзол цвета подсохшей крови скрывает гибкое тело с соразмерными бедрами. Короткие светлые волосы, хищная, волевая красота умной и безжалостной женщины. Тонкий шрам на правой щеке.

— Напомни мне, Анира, что такое — припека?

Она вздрогнула, глаза расширились. Испуганно отшатнулась.

— Ты дурень, крейн? Это же начинка для блинчиков! Их запекают… с разными начинками!

— Ах да… Я не знал, какая грусть. Теперь знаю.

Удалось ее дезориентировать. Теперь главное не переиграть. Анира — психопат, а с такими людьми ухо надо держать востро. Обычные люди при слове «психопат» представляют безумца, но это в корне неверно. Психопат — это всего-навсего человек, лишенный эмпатии, то есть сочувствия в самом широком смысле этого слова. А без эмпатии ты легко пойдешь по трупам… пойдешь по склону Фудзиямы до самого пика успеха. И легко будешь убивать — сам или чужими руками, лишь бы достичь этого пика.

— Все кончено для Морской Гильдии. Но есть шанс…

Она выбранилась по-портовому, грязно. Глаза затуманились, пальцы с золотыми ногтями ухватили рукоять короткого меча у бедра.

— Так зачем ты явился? Просишься на погост, пес сутулый? Дело подломить мое хочешь, ум отъел? — Она встряхнулась, словно отгоняя морок. Проговорила, не используя арго: — Ты понимаешь, куда влез, крейн? Понимаешь, с кем связался?

Всегда, когда прижимают каких-то беспредельщиков, звучит одна и та же песня — и тут, и на Земле звучит — ты не понимаешь, с кем связался и что тебе за это будет. Да нет, понимаю. Влез в дерьмо. И сейчас очищу от него сапоги.

Я сказал, все так же степенно прохаживаясь, однако не упуская Аниру из вида:

— Влияние Гильдии на рынки крупных городов и контрабанду в этих же городах огромно, если не абсолютно. Из-за этого создался в Санкструме торговый дисбаланс. Вы — такая же гнилая, червивая монополия, как и надкусанное яблоко, — насчет яблока она не поняла, и я не стал уточнять земные реалии. — Пришла пора вам подвинуться.

Ее глаза были как два уголька, только что добытые из горящей печи:

— Ты захватил порт, слепив байку о черном море… Хитро, очень хитро! Но оба мы знаем: никакого мора нет, и твоя байка… всего лишь байка! Хитрая, подлая, гнусная!

Кто бы говорил о подлости…

Я ухмыльнулся, развел руками.

— Это так.

— Я убью тебя!

— Свежо! Внезапно! Неожиданно! А что потом? Вы в осаде.

Она извлекла клинок до середины.

— Ты! Ты пришел сюда сам! Сам! И я могу… ты не понимаешь, с кем связался! У меня в Нораторе — больше тысячи солдат! За стенами порта — восемьсот солдат и еще тысячу я соберу за три дня! Я убью тебя, а мои люди снаружи вынесут ворота и убьют всех, кто будет им мешать!

— В таком случае весь город против тебя ополчится. Я об этом позаботился. Свежий номер моей газеты выйдет уже сегодня… Он уже готов и ждет своего часа. Если я не выйду отсюда — газету раздадут народу. В новом распространении черного мора будешь обвинена ты и твоя Гильдия. Думаю, все имущество Гильдии разграбят, вас — уничтожат. Ты ведь знаешь, что в Нораторе Гильдию ненавидят. А городское ополчение — вещь страшная… И даже две тысячи солдат его не сдержат. Твоих близких — если они у тебя есть — найдут и предадут смерти. Ты станешь изгнанницей, беглянкой, вернешься в Санкструм — будешь парией. Плохо, когда тебя смертельно ненавидит целый город, а?