Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

Михаил уже подъезжал к офису, когда Григорий затребовал связь.

— Гриш, я скоро буду в офисе.

— Миш, я недалеко от особняка Ларисы Сергеевны, это не было покушением.

— В смысле?

— Ты не поверишь, я пришлю тебе отчет в течение часа, но пока можешь успокоить мать и успокоиться сам.

— А Катя? Она мертва! А сигнализация?

— Дождись отчета. И кстати результаты расследования взрыва в метро у тебя в срочных.

— Хорошо.

Глядя на обработанную и помеченную запись с камер наблюдения в вагоне метро, Михаил увидел то, что не мог заметить раньше: и указание на возможную статику, образовавшуюся при трении шерстяной шали о мех шубки дамы, сидевшей перед техником; и капающую на нее вязкую жидкость из-за пазухи живого проекта. За прошедшие дни были собраны и отработаны данные со всех камер и сканеров, расположенных по пути следования техника. Михаил знал, что рано или поздно узнает номер его чипа и арендатора, но никак не подозревал, что взорвавшийся в метро техник окажется штатным сотрудником правоохранительных органов.

Григорий делал то, что умел лучше всего: договаривался, искал и находил, но, еще не дойдя до резюме начальника СБ, Михаил уже знал: разбирательство зайдет в тупик и расплачиваться придется ему. Так или иначе.

Михаил не мог себе представить объем работы, проделанной Григорием и его людьми, не имевшими власти за пределами холдинга. Узнав номер чипа техника, можно было закруглять расследование, но руководитель СБ знал, что его шеф будет ждать полной и достоверной картины. Михаил дождался ее, но радоваться было глупо. Читая о трупе в мусорном контейнере и бабе Маше, вспомнившей, как откопала пакетик для «чумазой жилетки с карманами»; узнавая о том, что задним числом на техника была подана заявка на розыск, а оперативники отправились в отпуска; со щемящей тоской, уже не способной развиться до злости, Михаил складывал мозаику произошедшего и понимал, что никакая страховая не покроет убытки, понесенные LPC, так как причиной убытков стал бесхозный техник корпорации. Полиция «Руси» во взрыве в метро, обрушении тоннеля, разрыве магистрального кабеля и гибели целого склада с сотами быть виновата не могла ни при каких доказательствах. Откинувшись на спинку кресла, Михаил отправил информацию Марку, стянул иночи и закурил.

Григорий поднялся лично, приветственно махнул рукой и вывел картинку на стену рядом с дверью.

— Позовешь Ларису Сергеевну? — спросил он, перед тем как запустить запись.

— Нет, позже.

— Смотри, это записи с внешних камер наблюдения. Тут все, от спутника, до гламурных изданий и частных записей. Вот ты подъехал, вот время.

— Запись со спутника? — удивился Михаил.

— Я получил звонок сразу после того, как ты сообщил про сигнализацию и спросил что делать. Перезвонил Леденский… сам, и сказал, что это не… не смейся! Что это не они! Что дадут все, что попросим, чтобы доказать, что это не они. Да, что ты ржешь?

— Прости, Гриш, — не унимался Михаил, — продолжай.

— В общем, нам дали все карты в руки, лишь бы мы узнали, что случилось. Прислали взвод, чтобы «проводить» и иметь возможность получить записи со всех камер в округе. У нас полная картина, да кончай уже ржать. Смотри, вот ты зашел в дом, все тихо, спокойно. А вот летит… фигня какая-то.

— Гелик.

— Ну, это не журналистский гелик, это какая-то любительская модель.

— Не важно.

— И смотри, где он летит… вот камера под ним, вот следующая, вот эта будет последней, она сбоку, смотри на свет в домах. Вот пролетает над вами и гаснет ваша. Вырубилась вся электроника, собака эта… и кардиостимулятор экономки.

Михаил поднялся, на губах уже не было улыбки.

— Вырубились все чипы, кроме паспортных, Миш. Несколько человек в больницах, но это все поправимо.

— Ее можно было спасти.

— Если в доме есть мобильный кардиостимулятор, и ты догадался бы в течение двадцати минут делать непрямой массаж сердца — да. Надеюсь, ты не собираешься себя винить?

— Что это за хрень, кто хозяин, чей заказ?

— Это самое печальное, Миш.

— Не тяни.

— Это детская игрушка.

— Игрушка, глушащая всю электронику, над которой пролетает?! А скидывающую ядерные боеголовки или распускающую нанопинтов с ядовитыми жалами когда нам ждать?

— Нет, Миш, технологий, защищающих от технологий.

— А понимание что хорошо, а что плохо — есть? Что можно, а что нельзя? Что приемлемо, а что опасно? К чему стоит подпускать детей, а с чем повременить?

Михаил замолчал и отвернулся, шагнул к окну и резко обернулся к Григорию:

— Найди мне этого ребенка и его родителей.

— Зачем?!

— Пусть несут ответственность за свою халатность. Есть жертвы, есть летальный исход. Это не игрушки.

— Миш, ты что! Вспомни, что творилось в тридцатые! Это же единичный случай!

— И виновные должны быть наказаны!

— Потому что пострадала экономка твоей матери?!

— Нет, Гриш, потому что только в случае наказания задумаются и виноватые, и наблюдатели. Если разум не удерживает от глупостей, пусть держит страх.

Они с минуту молчали. Потом Михаил спросил:

— От подобного вообще можно защититься?

— ПВО.

— ПВО на частном участке?

— Ну да, микро-ПВО от микро-угроз. Будет снимать все гелики на подлете, вплоть до высоты, на которой разрешено летать транспорту.

— А почему вы раньше мне это не поставили?

— Тебе нельзя, у тебя разрешение на посадку воздушных средств передвижения на участке и рядом.

— И что, их нельзя согласовать друг с другом? Летит свой, отключать это микро-ПВО? В чем проблема-то?

— В том, что на микро-ПВО я тебе разрешение получу даже на частном участке, где сбитый гелик может свалиться на голову твоему соседу, а вот помирить министра обороны с министром транспорта я не смогу ни при каких условиях.

Михаил взглянул на собеседника исподлобья:

— То есть либо летаем, либо отстреливаемся?

— Да.

— Бред… Гриш, покажи это маме, пожалуйста.

— Ты не скажешь, чем напугал их?

— Не скажу. Рад, что хоть что-то может их напугать. Значит, кто-то там еще способен думать.

— Миш, ты извини, но радоваться нечему. Они нейтрализуют любую угрозу, как только обезопасят себя. И если угрозу представляешь ты…

— Меня Иванов шантажировал жизнью матери. Кто-то имеет иллюзии на мой счет после этого?

— Ты не говорил об этом.

— Теперь говорю.

— Может, я еще что-то должен знать?

— То, что Барис работает на «Русь».

— Твою мать… Миша…

— Ты все еще готов работать в LPI?

Мужчины встретились взглядами. Григорий несвойственным ему движением запустил пальцы в волосы и почесал макушку. Потом усмехнулся и пожал плечами:

— Мне есть что терять, — сказал он.

Миша отвернулся. Он был не готов потерять этого человека, особенно теперь.