Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

Саша молчал. О том, что кто-то из его людей работает на Михаила, он понял по письму президента, в котором тот отвечал дизайнеру и Федору Ивановичу. О том, что на него работают и живые проекты, он не подозревал. С задумчивой медлительностью он достал из кармана иночи и спроецировал свой ресурс на кафельную стену.

— Где?

Не единожды Александр видел сообщение от неких «живых проектов», но проверить достоверность информации и честность авторов не было времени. Он больше обращался к людям, чем к своей братии. Именно на людей он возлагал роль движущего механизма. Кроме того, любой из мнимых «живых проектов» мог оказаться засланным казачком корпорации. Александр просто не имел возможности ни проверять подобные сообщения, ни доверять им.

Посмотрев на проекцию, гладковыбритый Костя ушел в одну из комнат и вернулся к столу со старым ноутбуком. Раскрыв его, кинул насмешливый взгляд на Александра и начал показывать:

— Здесь.

Покрутив навигационный шарик портала, он навел курсор на раздел «статьи» и перевел разрешение экрана в самое крупнозернистое. И, не переходя на выбранный раздел, спустившись вниз, почти к рекламной линейке, уже не первый месяц позволяющей Александру оплачивать работу над площадками самостоятельно, без участия Высоцкого, Костя поискал курсором точку на полях. Когда на пустом месте курсор, которым для навигации уже давно никто не пользовался, превратился в указательный палец, техник кликнул и перешел к незнакомой форме авторизации.

Техники не смотрели на Александра и не видели, как сперва его лицо вытянулось в недоумении, а затем расплылось в улыбке. Он захохотал. Через минуту, вернув экран к привычному разрешению, Александр смотрел на базу, отражающую виды, серии и партии, контакты и пометки. Здесь же был набор для любого вида коммуникаций.

— Я могу написать сейчас, что ты жив.

— Здесь только живые проекты?

— Да. И они готовы помочь, если ты попросишь.

— Почему я об этом не знаю? — повторил вопрос Александр.

— Ты не хотел это знать. Мы писали тебе и не раз. Не так сложно было сделать несколько шагов навстречу друг другу: ты проверил бы нас, мы тебя. Но ты не нашел на это ни времени, ни желания.

— Верно… — кивнул Саша. — Так и есть.

Он не обратил внимания, что техники как-то странно переглянулись. Вряд ли он мог подумать, что признание очевидного, особенно чего-то непримечательного, не всегда является лучшим выбором для поддержания отношений между людьми. Он не видел, что разочарование, набегающее на обоих Кость, словно ночной прилив, подкрепилось новой волной. Ему не приходилось выживать. Ему не приходилось лгать и юлить. Ему не приходилось сталкиваться со многими человеческими слабостями, кои могли бы научить живой проект быть аккуратнее в неосознанной демонстрации собственной честности, граничащей с наивностью.

— Пока не надо, — качнул он головой после непродолжительной паузы, — мне нужно подумать.

Техник без перчаток распрямился и спросил:

— Ты голоден?

— Ты не видишь, чем живые проекты могут быть тебе полезны? — перебил техника бородатый. Саша вскинул на него взгляд. — Чьи жизни и права ты защищаешь, если не видишь в нас ценности даже для этого… для помощи в твоей борьбе за нас самих?

— Костик, не надо, — попытался остановить его гладковыбритый.

— Пусть ответит!

— Мне нужно подумать, как вас использовать, — ответил Александр. — Удивительно, что вы узнали меня в таком виде, но перед людьми я так появиться не могу. У меня нет доказательств, что я — это я. И…

— Да кому нужны эти доказательства? Ты — это ты! Ты это начал и никто не сможет продолжать это вместо тебя. Просто скажи, что ты жив, черт побери! Подумаешь позже.

Саша смотрел на сидящего напротив техника и понимал разность их функционала. Он видел, что техник готов кидаться на амбразуру бездумно, получив одну лишь команду, и сейчас командиром для себя выбрал его, Александра.

— Мне нужно подумать, — повторил он мягко. — И я не голоден, спасибо.

Шел десятый час, когда Михаил подъехал к воротам своего особняка. Не прямо перед воротами, но все же непосредственно напротив его участка был припаркован внедорожник. На капоте, уперев подбородок в коленки, скучала соблазнительная блондиночка. Когда машина Михаила, не заворачивая к воротам, остановилась, девушка сменила позу на более привлекательную: закинула ногу на ногу.

— Эт-то что за номер… — пробормотал Макс, телохранитель.

Михаил убрал картинку с глаз.

Из следовавшей за Михаилом машины охраны вышел живой проект и еще один охранник. Президент смотрел на подходящих к девушке сотрудников СБ и пытался вспомнить, где мог видеть ее прежде.

— Почему ее не убрали? — спросил тем временем Макс. — И че теперь? — он снова помолчал. — Да на горбу своем, быстрее!

Ворота открылись, и Михаил вернулся к работе. Мало ли что за девица искала его внимания? Президенту не хватало суток, чтобы разбирать и заворачивать вопросы, которые сейчас, в кризисное время, то и дело переводились на него.

«Людям нужно доверять, Миша…». Если бы отец сказал это, когда Михаилу было восемнадцать, он пропустил бы эту банальность мимо ушей. Если бы Юрий Николаевич сказал это, когда Михаилу было двенадцать, он не обратил бы на эту фразу внимания, поглощенный более интересными, чем выслушивание нотаций отца, занятиями. Если бы эта фраза стала напутствием умирающего, для Михаила усваивать его стало бы слишком поздно. Юрий Николаевич сказал это один раз, когда его мальчику было пять лет.

«Людям нужно доверять, Миша. Ты никогда не станешь весомее садовника, если не сможешь собрать вокруг себя людей, с которыми можно разделить ответственность. Поделись с ними властью и предложи работу, в которой они разбираются лучше всего на свете. Доверяй им. Это очень важно. Они должны знать, чувствовать, понимать и видеть, что ты всецело полагаешься на них. Людям нужно доверять, сынок. Доверяй тем, кого ты выберешь строить для тебя твое будущее. Доверяй… и проверяй их».

Услышь Михаил это наставление в любом другом возрасте, оно кануло бы в тайниках памяти, как какой-нибудь школьный урок. В пять лет это стало программой, схемой поведения, алгоритмом взаимоотношений. И именно сейчас он настойчиво требовал принимать решения у людей, которые сами себе перестали доверять. Михаил не видел технической разницы между проблемами сегодняшними и годовалой давности. У него не было времени разбираться в причинах, по которым руководство головного офиса потеряло способность принимать решения самостоятельно. Он разбирал почту, проверял планы и графики, и ему казалось, что цифры — в пене, слова — в панике, знаки препинания — в истерике, графики — в обмороке. Его краткие ответы и комментарии редко отличались друг от друга. Основным их посылом было успокоить и подстегнуть подчиненного: «Все уже было, а если не было — это не страшно. Мы не на Титанике, неверных решений не бывает. Ты знаешь этот сектор работ лучше, чем любой из пятидесяти тысяч первоклассных специалистов корпорации. Оставь эмоции для людей, стоящих в очереди на твое место. Успокойся и подумай».