Эдгар Берроуз - Избранные произведения. I том

Блеснуло пламя, послышался грохот выстрела и ответный на него рёв боли и гнева зверя.

Джэн Портер увидела, что большая туша исчезла из окна, и тогда и она упала в обморок, уронив револьвер.

Но Сабор не была убита. Пуля лишь нанесла ей болезненную рану в плечо; только неожиданность ослепительной вспышки огня и оглушающий грохот были причиной её поспешного, но временного отступления. Ещё мгновение, и она с удвоенной яростью вернулась к решётке и принялась рвать её когтями, но с меньшим успехом, чем прежде, так как раненая лапа была почти бесполезна.

Она видела перед собой свою добычу — двух женщин, распростёртых на полу; здесь не нужно будет больше бороться, сопротивления не будет. Мясо лежало перед ней готовое, и Сабор оставалось только пробраться через решётку, чтобы схватить его.

Дюйм за дюймом, с трудом протискивала она через отверстие своё большое туловище. Вот прошла голова, вот пролезло одно большое предплечье, и затем она осторожно подняла раненую лапу, чтобы втиснуть её между узкими брусьями.

Ещё минута — и длинное гибкое тело и узкие бедра быстро скользнут в хижину.

Когда Клейтон услышал выстрел, им овладели мучительные опасения. Он знал, что кто-нибудь из матросов мог произвести этот выстрел, но мысль, что он дал револьвер Джэн Портер и его расстроенные нервы вызвали в нём болезненную уверенность, что именно ей угрожает какая-то большая опасность и что, быть может, теперь она пытается защитить себя от нападения человека или зверя.

Какие мысли мелькали у странного похитителя или спутника его, Клейтон мог только предполагать; но то, что он слышал выстрел и был им почему-то сильно возбужден, было вполне очевидно; он настолько ускорил шаг, что Клейтон, спотыкаясь в темноте, ежеминутно падал в тщетном усилии поотстать и скоро все же остался безнадежно позади.

Боясь снова заблудиться, он громко крикнул дикому человеку впереди него и через минуту с радостью убедился, что тот легко спрыгнул с дерева рядом с ним.

С минуту Тарзан пристально глядел на молодого человека, точно не зная, как лучше поступить. Затем, согнувшись перед Клейтоном, он показал ему жестом, чтобы тот схватил руками его шею и с белым человеком на спине Тарзан понёсся по деревьям.

Следующие затем мгновения были такие, что молодой англичанин не мог их забыть никогда. Высоко среди гнущихся и раскачивающихся веток он нёсся с быстротой казавшейся ему неимоверной, в то время как Тарзан был недоволен медленностью своего продвижения.

Таинственное существо, неся его на спине, легко перебрасывалось по головокружительной дуге с одной высокой ветки на другую, затем на протяжении, быть может, ста ярдов шло верными шагами через лабиринт переплетённых деревьев, балансируя, как веревочный плясун, высоко над черными глубинами зеленых зарослей внизу.

От первого ощущения холодящего страха Клейтон перешёл к чувству пылкого восхищения и зависти к гигантским мускулам и изумительному инстинкту или знанию, которое вело лесного бога сквозь чернильную темноту ночи так легко и верно, как сам Клейтон мог прогуливаться по лондонским улицам в яркий полдень.

По временам они выходили на места, где нависавшая листва была реже и яркие лучи месяца освещали перед изумленными взорами Клейтона тот странный путь, по которому они шли.

В такие минуты у Клейтона захватывало дух при виде страшных глубин под ним. Тарзан выбирал самый краткий путь, который часто шёл на сотни футов над землей.

И все же, несмотря на всю кажущуюся спешность, Тарзан на самом деле двигался сравнительно медленно, постоянно выбирая ветви достаточно крепкие для поддержания их двойного веса.

Но вот они добрались до поляны у берега. Чуткий слух Тарзана уловил странные звуки, производимые усилиями Сабор, протискивающейся через решётку, и Клейтону показалось, что они мигом слетели на сто футов, — так быстро спустился Тарзан. Однако, когда они коснулись земли, Клейтон едва почувствовал толчок; спрыгнув со спины обезьяны-человека, он увидел, как тот с быстротою белки метнулся к противоположному фасаду хижины.

Англичанин кинулся за ним как раз вовремя, чтобы увидеть задние лапы какого-то громадного зверя, готовящегося исчезнуть в окне хижины.

Когда Джэн Портер открыла глаза и снова увидела перед собой угрожающую ей гибель, её смелое молодое сердце отказалось от последнего призрака надежды и она наклонилась, чтобы подобрать упавший револьвер, решив прибегнуть к милосердной смерти от револьвера прежде, чем жестокие клыки будут рвать её тело.

Львица уже почти вся вошла в комнату через отверстие прежде, чем Джэн нашла оружие, и она быстро приложила его себе к виску, чтобы навсегда избежать ужасных челюстей, уже раскрывшихся, чтобы схватить свою добычу.

Одно мгновение девушка колебалась. В эту минуту глаза её упали на бедную Эсмеральду, которая лежала неподвижно у шкафа.

Может ли Джэн оставить бедное, преданное ей существо в добычу беспощадным желтым клыкам? Нет, она должна сперва выпустить одну пулю в лежащую в обмороке женщину, а уже потом обратить дуло револьвера на себя.

Какая ужасная обязанность! Но было бы в тысячу раз менее простительной жестокостью дать негритянке, воспитавшей её с детских лет со всей заботливостью и нежностью матери, прийти к сознанию под терзающими когтями большой кошки.

Джэн Портер решительно встала на ноги и подбежала к Эсмеральде. Она плотно прижала дуло револьвера к преданному ей сердцу, закрыла глаза и…

Сабор издала ужасающий вой.

Девушка, ошеломлённая, спустила курок и, обернувшись к зверю, тем же движением подняла револьвер и приложила его к своему виску.

Она не выстрелила во второй раз потому, что с изумлением увидела, что кто-то медленно вытаскивает огромное животное обратно через окно, за которым в лунном свете она рассмотрела головы и плечи двух мужчин.

Когда, обежав вокруг хижины, Клейтон увидел исчезающее в окне животное, он увидел также, как обезьяна-человек, схватив обоими руками длинный хвост и упираясь ногами в стены хижины, напряг всю свою богатырскую силу в попытке вытащить зверя из комнаты.

Клейтон быстро подбежал на помощь ему, но обезьяна-человек протараторил ему что-то повелительным и непреклонным тоном, и Клейтон понял, что это приказание, хотя не мог разобрать его.

Наконец, под рывками огромное тело стало все больше и больше выходить из окна, и тогда только Клейтон понял, насколько был дерзок и смел поступок его спутника.

Поступок голого человека, тянущего за хвост упирающееся и ревущее чудовище, для спасения чужой ему белой девушки, был действительно последним словом героизма.