Гарет Пауэлл - Угли войны [litres]

После того как мне прострелили руку, а потом еще и швырнули через стол, я чувствовала себя разбитой и осторожно опустила онемевшее тело на ложемент командного поста.

– Дай связь с Камроз, – велела я «Собаке».

Посланник Одом снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, и уголки глаз у него обвисли, как листья заброшенного цветка на подоконнике. Светящиеся цифры в углу экрана сообщали, что у него на станции немного за полночь.

Я вкратце сообщила о присланном «Собаке» предупреждении, о событиях в Северном и о безуспешной попытке Аштона Чайлда захватить корабль.

Слушая меня, он менялся в лице, становясь все более озабоченным. Дослушав, надул щеки и скривился:

– А теперь, полагаю, ты намерена предъявить жалобу относительно Престона?

Я почувствовала, как загорелись щеки.

– Вы знали, что он не врач?

Неужели он нарочно подсунул негодного медика, чтобы меня подставить? Это такой способ от меня избавиться?

Старик откашлялся:

– Что-то такое подозревал.

– Зачем же тогда?..

– Я в долгу перед его отцом, – отмахнулся Одом артритной ладонью. – Но у вас есть более насущные заботы.

Я удивленно подняла брови – не ждала, что он так легко и быстро признается.

– Безусловно. Как, по вашему мнению, нам следует действовать?

– С большой осторожностью.

– Разрешаете вооружиться?

Посланник часто замигал, несколько раз пожевал губами и произнес:

– «Злая Собака» списана из военного флота.

– Но если мы направляемся в ловушку…

Он крякнул и, подумав, согласился:

– Хорошо. Я разрешаю «Злой Собаке» начать производство недостающего вооружения. Только ради любви господней, без резких движений. Галерея – пороховая бочка. Один неверный шаг – и вы начнете войну.

– Или закончим.

Он с мукой взглянул на меня:

– Вы хоть домой целыми вернитесь.

Завершив сеанс связи, я осталась на посту управления, разглядывая наружные экраны. Периферийные показывали с разных точек виды на корпус «Собаки» на фоне безликого тумана высших измерений. На главном висела компьютерная модель звезд, как если бы мы двигались в своей вселенной с той же скоростью, как в гипере. Медленное движение светящихся точек гипнотизировало. Ближние смещались относительно дальних, создавая эффект глубины, какого нигде больше не увидишь. Не светлячки, рассевшиеся на плоском занавесе темноты, а невообразимая даль, особенно если представить вращающиеся вокруг каждой невидимые простым глазом планеты – как москиты, кружащие вокруг корабельного фонаря в темном бескрайнем море.

В углу экрана нарисовалась «Злая Собака», наложив свою аватару на бегущие звезды.

– Были еще передачи? – спросила я ее.

– До сего момента ни одной.

– И ты по-прежнему не догадываешься, что за аноним тебя пугает?

Лоб у нее пошел складками. Между бровями проявилась морщинка.

– Есть несколько предположений, но нет фактов в пользу того или иного из них.

У меня ныло порванное дробью плечо. Поерзав, я устроилась удобнее и сбросила с ног сапоги.

– А что бы ты сказала, если бы пришлось гадать?

– Если бы пришлось… – Лицо «Собаки» совсем сморщилось.

Я откинулась назад и вытянула ноги. Мне в этот день так досталось, что я серьезно подумывала загерметизировать дверь рубки и проспать ночь в кресле.

– Назови самую вероятную догадку.

– У меня нет фактов.

– И все-таки.

Я наблюдала, как перестраивается ее лицо. Новое изображение выглядело собранным и рассудительным, – во всяком случае, было задумано, чтобы создавать такое впечатление.

– Может быть, сигнал послан «Фенриром».

Я вскинула голову:

– Это твой брат?

– Повторяю, это лишь подозрение, однако да – я думаю, это он. Возможно, по приказу своего командира Сергея Парриса.

– А на каком основании ты так думаешь?

– «Адалвольф» посоветовал мне прислушаться к предупреждению. В ином случае он бы так не сказал. Не стал бы оскорблять мою отвагу, если бы не знал, что, продолжая путь, я рискую конфликтом с семьей.

– Ты уверена?

– Процентов на восемьдесят.

Я скрыла зевоту и ребром ладони потерла крыло носа.

– И как ты к этому относишься?

Лицо на экране застыло. Звезды проплывали сквозь ее щеки и путались в волосах. Когда же она наконец заговорила, слова падали медленно и размеренно.

– Я активировала спящие программы ремонта в боевых условиях. Мы достигнем системы через пятнадцать часов. За это время я подготовлю и переустановлю тридцать восемь процентов прежнего вооружения – все, что возможно без помощи военных верфей.

– Этого хватит?

Ее губы сложились в жесткую, непроницаемую усмешку. Я через кресло под собой ощущала бьющие по корпусу ветры высших измерений.

– Против полностью вооруженного «хищника»?

Мне почудилось, что она надо мной смеется.

Я закрыла глаза и стала устраиваться удобнее:

– Считай, что я не спрашивала.

Убрать сварочный аппарат и свернуться в гнезде.

Хорошее гнездо. Обрывки упаковки.

Оптоволоконные кабели.

Веревочки.

Лучшего гнезда у меня не бывало.

Пластиковая изоляция на дне, как прутики.

Струя из кондиционера, как ветер на вершине.

Гул двигателей, как биение сердца Мирового Древа.

Тревожная Собака, как маленькое мировое древо.

Как дом.

Останусь с кораблем до срока.

До срока уходить к настоящему Мировому Древу.

До окончания служения. До отдыха.

До тех пор чиню корабль.

Служу кораблю, как служил бы Древу.

Поддерживаю корабль на ходу.

И может быть, когда-нибудь корабль перестанет грустить. Не будет больше разбитым.

Найдет недостающее.

Соберет себя заново.

До тех пор я служу.

Я работаю.

Я сворачиваюсь в гнезде.

Хорошее гнездо.

Приятное, колючее.

Лучшее, какое мне доводилось строить.

Лучший корабль, какому мне приходилось служить.

Даже капитан сносный.

Для человека.

Болела голова. Все лицо слева саднило. Альва Клэй стояла надо мной. Жесткие пластиковые сапоги чуть не наступали мне на щеку. Кулаки она сжала, а из-за пояса оливковых форменных брюк торчала рукоять «Архипелаго».

– Проснулся, дурья башка?

Я отвел больные глаза от верхнего света:

– Что случилось?

– Ты свалял здоровенного дурака. Не влепи твоя девица транквилизатор в твою глупую задницу, был бы уже покойником.

Я вывернул шею так, чтобы видеть Лауру. Она сидела в кресле-каталке, положив игольный пистолет на плед, укутавший ей колени.

– Ты в меня стреляла?

Она сжала руки до белизны в костяшках. Губы сошлись в твердую белую черту.

– Выбора не было.

– Черта с два не было!

Я хотел поднять руки, но они оказались крепко прижаты к палубе в локтях и запястьях.