Ольга Ворон - Сезон охоты на единорогов

Что это значит? Почему люди осталось? Что им делать тут, если Юрка уже отправлен в их передвижной или основной штаб?

Машина забрала человек шесть. Получается, что минимум двое остались в доме.

Нет! Трое. Третий только что прикрыл окно дома…

Зачем?

Чтобы «подчистить» территорию и убрать труп хватило бы и одного. Трое — расточительство. Зачем?

Ответ напрашивался один: потому что они ждут меня.

Вспомнилось глупое и нелестное для уровня: топчан в сенях, разложенный для одного человека, стол с тремя чашками. Положившие Женьку не дураки — они будут ждать прихода третьего. Прихода того, кто может помешать… Чему? Пока не знаю, но чувствуется, что что-то важное творится там, куда увезли Чуду…

Я начал глубоко дышать, приготавливаясь к долгому скольжению вдоль земли для того, чтобы обойти дом и направиться за мальчонкой. Внутри я испытывал безмерную благодарность Сашке за увиденное — оно послужило предостережением. Не поспеши я за своим ведомым — пришёл бы обычных ходом к дому как раз после того, как там основательно обосновалась бы засада. Теперь, предупреждённый, я мог обойти поставленную ловушку и сразу помочь Юрке. Если повезёт…

Я снова набрал воздуха в лёгкие, расправляя их до самых дальних уголков — мне понадобятся все их возможности. Выскользнул из-за спасительного куста, осторожно по высокой траве пробрался, забирая правее, обходя дом и почувствовал, что картинка во дворе меняется. Затих, всмотрелся. Зажмурился, чтобы проверить зрение. Широко раскрыл глаза, чтобы убедиться. И замер, притаившись.

Один из бойцов, не таясь, вышел из дома с пустыми вёдрами и спокойно, размерено шагая, двинулся за водой к колонке. Так, как никогда бы не сделал, будь в засаде или на страже…

Почему?

— По кочану и по капусте! — рявкнуло сзади.

Резво крутанулся на спину, в мгновение готовый стрелять по цели.

Только цель, удобно сидя на пне да лениво привалившись к осиновому стволу, лениво щурилась на солнышко и почёсывала тощую бородку бронзовым навешием посоха.

— Чего дёргаешься? — усмехнулся дедок. — Я-то, чё, я-то не страшный. Это там, в дому, мужики страшные, аки черти, так что хоть сразу в штаны ссы.

Я опустил пистолет и огляделся. Как только смог подойти этот хрыч старый?!

— Да, как-как, — схватил себя за бороду дедок, и, подбросив её хилый клок вверх, поскрёб оголившееся тощее горло, — Уж не по-пластунски по кореньям. Староват я, чтобы залегать, как ящер какой!

Оставалось только признать, что Присутствия, на которое привыкло полагаться чутьё тарха, в этот раз не было. Так же, как и в предыдущие. Вывод напрашивался сам собой.

Дед Стобед, издеваясь, кривил морщинистую рожицу, наблюдая за моими мыслительными потугами.

— Уж сам изволишь догадаться, али тебе, тугодуму, надо всё растолковывать?

— Дед Стовед, — тихо назвал я.

Старый ведун хмыкнул и, потеряв ко мне всякий интерес, вгляделся в видимый с холма дом и двор. И я тоже снова залёг в траву, разглядывая дом. Там боец уже возвращался от колонки с двумя полными вёдрами. Неторопливо, несуетно открывал-закрывал калитку, неспешно поднимался на крыльцо, старясь не расплескать воду.

— Ну? — покосился на меня дедок. — Пацана вытаскивать будешь, али ненужон и пусть пропадает пропадом?

— Буду, дед, буду, — угрюмо отозвался я.

И правильно, — пора уже не валяться, вприглядку, а бежать, догонять «Скорую» и вызволять Юрку. Но голову пока занимали мысли о странности оставленных в дому бойцов. Зачем они там? Зачем им воды столько? Крови, что ли, так много, что побоялись оставить, как есть, и замывают, чтобы не привлекать потом пристального внимания полиции?

— Тьфу же на тебя! — возвысил голос дедок. — Я тебя ирода спрашиваю али траву какую подзаборную?! Что валяешься, как телок дремотный? От же ленивая задница! Спит, валяется! Пацана я, что ли, вытаскивать буду? Сейчас-то как начнут по мясцу парному охаживать — так к твоему пробуждению и кости доломают! Потом живи — утирайся плевком в душу, что сам ведомого проворонил!

Если при первых его словах я лишь досадно отмахнулся, что мешает настроиться, то от последних захотелось окунуться в стылую прорубь с головой.

— Дед, — протянул я, не оглядываясь, чтобы не давать себе лишних надежд. — Что говоришь-то… Знаешь или так, потрещать?

Тот в ответ потянулся посохом в мою сторону — треснуть по спине. Но я, не глядя, откатился в сторону и бронзовый набалдашник вхолостую прошёлся по траве, оставив мятый мокрый след на побитых стеблях.

— Вот, ведь, тарх! — расстроенно пробормотал дед, вложив в моё звание такую же энергию, словно в подзаборную ругань.

— Дед, — севшим голосом напомнил я о себе.

Что мне его ругань, что удары — всё пустяк, если он хоть чуток прав.

— Тьфу на тебя, — повторил Стовед и тут же стал сосредоточено-спокоен, словно подменили: — Жив твой щенок. Его тёплым взяли. Ручками. И пострелять даже не успел. Пока без сознания. Сейчас в себя приведут, чтобы чувствовал, как надо, и начнут экспресс-терапию… Сам понимаешь. Чтобы сломить Юрку, сломают сперва стража. Самого Юрку побояться — мал и слаб, не выдержит, а нужен именно он. А покалечат да приструнят стража — малец сделает всё, чтобы того оставили в живых…

Я выдохнул и вжался лбом в траву.

Значит, жив Женька. Жив пацан…

Вот почему меня так держала, не отпускала эта несуразность оставленных бойцов. Не в том дело, что зацепила нелогичность, нерациональность поступков противника, а в том, что теплилась там, в родном доме, жизнь дорогого человека. Которую и кровью готов выкупить.

Вот такая теперь тебе, тарх, шахматная вилочка, которой ни черта не подцепишь да не закусишь. На одном краю тебе — Юрка, которого сейчас держат где-то неизвестно где. На другом — Женька, которого прямо под носом будут ломать. И сколько он выдержит — гордый, наивный да слабый — кто ж его знает! Вот и выбирай теперь, что по сердцу да по чести. Ребёнок малый, к которому всей душой прикипел, который нужен и важен и тебе и врагу, потому, может быть, в большей безопасности. А может и нет. Или глупый неотёсанный тис, который только и делал всё время, что кололся своей неукротимой гордыней, а теперь будет превращаться в скулящий кусок мяса крепкими мастерами.

— За Юрку ты покамест не переживай, — сплюнул сквозь зубы дед Стовед. — Он, как понял происходящее, так в отруб ушёл. Его сознание сейчас глубоко отсюдова — туда не каждый вед заберётся, а заберётся — не факт, что вылезет. И вытащить Юрку вот так просто не получится. Он пацанёнок продуманный, резвый — сам не смог устоять перед чужим ведом, так тебе теперь время отыгрывает. Пока будут пытаться его вернуть, пока он посопротивляется — времени ого-го как много пройдёт! Так что, не боись, есть возможность вытащить твоего напарничка, язви его потроха да трави сучьим выменем под руки!