Ольга Ворон - Сезон охоты на единорогов

Я молча взял её за запястье, останавливая руку.

Женщина вздрогнула, приходя в себя, и съежилась, словно в испуге. Я тут же разжал ладонь и отшатнулся — мало ли что сейчас прилетит от неё! Может попросту по щеке огреть, а может и что-нибудь такое всадить в судьбу, что потом и жить не захочется — кто ж их, ведов, знает! Но она вдруг бледно улыбнулась:

— А, это ты… Тархово племя…

Я опустился рядом на крыльцо. И замер, так же безучастно смотря на буйство летнего дня. Как гуляет солнце по зелёной полянке и нагретым до тёплого доскам построек. Как ветер плутает в листве и ерошит траву, словно частным гребнем. Как сквозь высоту прозрачного неба просматривается индиговая пустота Вселенной…

— Кто ты?

— Анна.

— Откуда?

Она пожала плечами:

— Теперь уже — от верблюда.

И можно подумать, что шутит, но столько горечи вложила в простое слово, что ясно — не острит, а просто нечего ответить. Была школа, был храм — да теперь нету. Случается такое у тархов — выгоняют из храма особо нерадивых или порченных тьмой. Но, чтобы ведов гнать… Не слышал о таком.

— А я сама угналась, — невесело усмехнулась Анна, отвечая на мои «громкие мысли».

Я не стал бередить. А о себе говорить бессмысленно — мой знак храма болтался на рубашке неприкрыто, а имя моё она и так, судя по всему, уже знала.

Анна снова потянулась к ране. Прикоснулась к волосам, вздрогнула и отвела руку. У меня появилась догадка, с чего её так гнетёт эта мелкая царапина.

— Первая рана?

Она коротко мотнула головой и снова зацепилась взглядом за что-то, видимое лишь ей. Не попал. Но других гипотез навскидку не возникло, поэтому пришлось бросить играть в «угадайку».

— Надо торопиться. Женька сейчас очухается. Местные полицию вызовут. И нужно бежать за Юркой, — коротко проинформировал я.

Веда сморщилась, словно я сказал глупость или сунул ей под нос дольку лимона, — и отбрила:

— Не надо. Женьке твоему ещё минут десять нужно на восстановление. А Юрка пока вполне справляется сам. И получше нашего. А без восстановления у вас, тархово отродье, вообще шансов нет ему вытащить!

Вот так. И вроде всё правильно говорит, а ощущение, что окатила холодной водой из ведра. Я сел обратно, привалился к перилам и вдохнул нагретого воздуха, до самых дальних уголков наполняя лёгкие. Стало теплее и легче, только голова закружилась.

— Сейчас полдеревни прибежит с вилами и участковым на телеге, — угрюмо предупредил я.

Хотел заранее попросить создать какую-никакую иллюзию, чтобы прикрыть нас от людей, но Анна оборвала:

— Не прибежит.

И с такой уверенностью сказала, что сразу поверил. Ладно, пусть так. Кто их, ведов, знает… Как да что они делают. Как глаза отводят да при дневном свете заставляют оглохнуть на оба уха всех жителей села! Да только вот Фею в жёлтом платьице, Веру, проведать всё равно надо. Вдруг чего не так.

И поднялся уходить.

Анна вздохнула, словно оттаивая, и потянула меня за руку обратно вниз.

— Куда собрался, тархово племя? — бледно усмехнулась она.

— Проведать кое-кого надо.

— Верочку? — ехидно кольнули вскинутые глаза.

— Ну.

А что ей ещё ответишь?

— Ой и дикий ты, тархово племя, — засмеялась она тихо.

И в тот же момент я увидел Фею.

Вот только сидела ведунья. А тут же, почти без перехода, вместо неё на ступенях сидела давешняя девчушка. Поправляла оборочки своего платьица и хлопала ресницами, словно сама не понимает происходящего. Светлая, словно солнышко, пахнущее яблоками. Тонкая, словно огонёк на свечке.

Я молча сел обратно на крыльцо. Вот, значит, как.

Анна приняла прежний вид и пожала плечами с некоторой досадой:

— Да ладно тебе. Думаешь, отвлечь их на себя можно было дедом с вёдрами?

И то верно.

Я справился, наконец, с пересохшей глоткой:

— А раньше? В магазине и потом…

Анна раздражённо дёрнула плечом и отрезала:

— И раньше!

Вот так, значит. И что это, если не издевательство?

— Проверка это, — угрюмо отозвалась Анна. — Не прошёл бы тогда — чёрта с два ты у меня вышел бы к Юрке. Оборвала бы «нитку» нафиг или куда в другое место засунула.

И так сказала, что прекрасно понял — так и было бы. И гулял бы я сейчас совсем в других лесах. Дикий тарх. Правильно говорит — совсем дикий.

Анна усмехнулась, снова читая то, что у меня творилось на душе.

Оставалось в ней что-то от «деда Стоведа» — ухмылочка эта, подначивание тархов да возвращающаяся уверенность в себе. Но видел я всё равно маленькую женщину, едва справившуюся со страхом, коловшим сердце. Женщину, приятную той зрелой красотой, когда уже оставлены в прошлом метания романтичной души, а за основу жизни взято понимание смысла своего существования. Когда не яркой оболочкой привлекают, затягивая в омут бесцельных отношений просто так, ради телесного томления или тщеславных помыслов, а приоткрывают лишь достойным завесу внешнего, показывая сияющую душу. И мне вдруг посчастливилось смотреть в эти глаза, не затянутые лоском самоконтроля. Видеть грустинку на дне, видеть одиночество и сложный путь становления, видеть долгую борьбу с собой и теперь — с внешним… Видеть и хотеть помочь. Вот прямо сейчас вскочить на ноги и рвануть — сам не знаю куда! Ради этого взгляда, в котором светилась душа и таилось нечто! Я всматривался в это неизвестное, но огромное, как целый мир, и чувствовал, что открываю дверь в иное измерение. Толчок, вздох. И дверь отварилась…

Тёмная громада елового леса…

Белый снег…

Мягко трогающие ладонь губы единорога…

Моя голова словно взорвалась изнутри! Резко ударило болью в виски. И, теряя равновесие, едва ухватившись за поручни, я осел обратно на ступени.

И замер, приходя в себя.

«Привратник» спас от перегрузки, вернув из мира сотканных иллюзий. Но — что это было?

Анна смотрела исподлобья, отстранившись. В руке дрожал маленький — кукол пугать! — ножик. Нападать она не собиралась, но, судя по всему, готовилась обороняться, как жестоко загнанный в угол зверёк. И высилась меж нами стена, сотканная из её страха. Человеку бы и не пройти, но для тарха — слабая преграда. Видать, первое, что успела создать для защиты. Только с чего бы? Я, конечно, дикий тарх, но, вроде, не кусаюсь.

— Что это было? — я помотал головой, выгоняя обрывки образов.

Она закусила губу и помолчала. Нож так и не убрала. Но стенка страха между нами стала истончаться.

— Анна?

Она откинулась на поручни крыльца и выдохнула, криво усмехаясь:

— Ты совсем дикий, да? Что делают веды — не знаешь?

Да, дикий. С ведами работал на форпосте границы миров, где от веда требуется только поддержка в бою. Ну, иллюзия огня, ну, чуток страха напустить на врага, или в темноту направить стрелы, словно при дневном свете. А вот такие «штучки» с сознанием — не встречал.