Николай Андреев - Дорога в Лефер

Рухнул так, как Рагмар, тяжестью своей подмявший железяку. Сочленения доспехов больно впились в тело, но да ладно, что уж там они! Главное, что железяка не успела ударить! Да! А ещё — что Олаф тоже успел.

Он, Везучий и Бесстрашный, старый, потерявший всех друзей, кроме одного, он — закрыл собою потерявшего душу в борьбе с миром Ричарда. Закрыл от любых ударов, так, как может только настоящий леферский наёмник. Так, как удаётся только однажды в жизни. Рот его был обезображен яростным, поистине звериным оскалом, которым волки отгоняют врагов прочь, а львы ввергают в ужас чужаков. Пусть душа Ричарда ушла — но от этого не перестал он быть его другом. Последним другом. И пусть уж молнии его исполосуют, или огонь испепелит, или осколок льда пронзит сердца — но друга он не выдаст. Ни за что и никому.

Нечто держало Аркадия, нечто, жившее и не жившее сразу. Он, проведший за окоемом тысячу лет, чувствовал его… их присутствие. Они сковали его по рукам и ногам, не давая двинуться. Но ванактов слуга был сильнее их, он — двигался. Еще. И еще чуть-чуть. Вот сейчас он вырвется из невидимых пут, и… И… Потом… А что — потом?..

Лид в то мгновение понял, что… Что сражаться просто незачем. Да, он уже схватился с зеленокожим гигантом, да, он вот-вот его сбросит, поднимется… А бойцы уже бегут, уже спешат, уже рвутся к Олафу, вот-вот пронзят его десятками пик и сотнями клинков — но тем они победу не принесут демону, пережившему свой эон на шестьдесят шесть уходящих в бесконечность ванактских индиктов. Он — один. Сосем один. Государство — это не просто он, Государство — это никто, кроме него. А значит, нет Государства, потому что не может быть Государства, где один… Но… Он всегда был его служителем… Кому же он будет служить? Себе? Но… Он мог все, кроме этого. Служить — только Государству. Себе — прислуживать… Так глупо… Так странно…?

Так правильно.

Он вобрал в себя тысячу лет, вобрал по крупицам. Сознание его практически пробудилось в пути… Он слушал разговоры наемников, вместе с Ричардом сражался с Дельбрюком. Вместе с Конхобаром встречал Анку. Вместе с Рагмаром прислушивался к шуму леса, силясь уловить шепот духов. Вместе с Олафом вспоминал о былых сраженьях. Он знал, что больше не осталось города. Ха! Варвары прозвали его Тринадцатым, хотя он был Первым! Он не просто знал, — он чувствовал, что больше не осталось никого из ванактовых слуг в этом мире. Он был один, совсем один.

И уже во второй раз ему расхотелось жить, ему, последнему служителю Государства…

А Ричард так и стоял, замерев, словно бы судорога сковала его тело мертвой хваткой…

Звёздочка гасла. Ричард рвался изо всех сил, но их хватало лишь на то, чтобы идти вниз по лестнице, ведущей наверх. Ему недоставало самую малость, вот столечко — и потому-то он падал, падал, падал… Он и сам уже чувствовал, что проиграет, что ещё чуть-чуть, и ему суждено будет оказаться в водовороте вечности. Но — ещё рывок. И ещё. И снова. И ещё раз. Он бился, он боролся, так яростно и прекрасно, как может только падающая звезда, лишённая всего, кроме собственного света. И — воли. И — рвения. И того, что принято звать душою. Ричард сражался — но проигрывал, ведь прежде ему никогда не доводилось так драться. О, если бы он знал, как можно победить — он победил бы. Но он — он не знал. И потому падал, уставший от борьбы за непонятно что состарившийся до срока, потерявший родителей, видевший прощальный взгляд учителя, не сумевший остановить пришествие демона в мир — он падал. И сиял, и светил изо всех сил в этом последнем бою. Он чувствовал, что всё быстрее его падение, что нечто невообразимое засасывает его куда-то. Он понимал, что борьба его обречена. Но всё-таки он, — он сражался. И у самого водоворота тьмы, подхватившего искорку, он постиг всё, он помнил всё, что было, есть и будет с ним, а что могло бы быть, но никогда не станет. Ричард достиг той границы, когда душа знает о себе всё-всё-всё.

Громче грома и ярче солнца ринулись плач и стоны погибавших родителей, огонь, сжигавший врагов его и не врагов, просто попавших под руку, за годы наёмничества. Он узнал, зачем и почему. Он увидел судьбы всех тех, кто прошёл мимо него, прошлое их и будущее, вспомнил, пережил вновь встречу их и узнал последствия её. И все они были призраками, призраками, только мигом дня, который суждено было пережить Хэвенхэллу. А там, внизу, его ждал вечный покой, то, чего Ричард так жаждал. И он, крохотная звёздочка, сейчас окунётся в этот водоворот, уснув навсегда, а мир полетит дальше. Но там… Там… Далеко-далеко и давным-давно, в жизни Ричарда, было то, за что стоило сражаться.

Тот миг… Нет, те мгновения! Те столкновения. Те встречи. Они не проходили. И судьба тех людей оказывалась пуста без него. Она вот-вот прервётся. Или давно прервалась, там, на утёсе. Две судьбы… Нет… Три…

— Зачем мне сражаться?..Зачем?..

— Возвращайся… — прошептал кто-то так, словно бы это перья шелестели вдалеке… Она…

Крики… И кровь… И кровь… И боль… И крики… Папа… Мама… Мама!!!

— Возвращайся! — беззаботно рассмеялся юный паренёк…

— Возвращайся… — застыла просьба в том самом взгляде…

— Возвращайся, — хором произнесли две странных фигуры, застывшие на вершине башни… А может, то был один человек?…

И Ричард почувствовал, как ноги несут его по земле, поросшей тюльпанами. Откуда он знал, что то были именно тюльпаны? Он просто знал, ни почему, ни зачем и ни для чего. Просто знал. А ещё…

А ещё он почувствовал, как ветер бьёт его в спину, подхватывает и…

Звёздочка, такой крохотный огонёчек во тьме, рвалась ввысь, туда, где далеко-далеко сверкало ночное, горевшее белым светом небо. Звёздочка очень-очень хотела вернуться обратно…

Железные ладони вцепились в рагмарово горло. Орк, хрипя, молотил гигантскими ручищами по шлему, пытаясь добраться до… в общем, хоть до чего-нибудь, что могло бы испытывать боль. Он не знал, что демон и так отвлёкся, позабыл обо всём на свете: такого напора он не ожидал, и борьба заняла всё его внимание. Бойцы (не сказать, чтобы верные, ну да ладно) уже были рядом — и били Рагмара дубинами. Один уже направил клинок в спину орка, ещё мгновение…

Олаф ударил что есть сил, рубанув с плеча, и тем самым отбил удар врага. Но ещё две, нет, три, нет — четыре! Клинка устремились в его сторону. Врагов становилось всё больше.

— Потанцуем, гады?! — воскликнул Олаф, отвлекая на себя тех, кто столпился над Рагмаром. — Эй, вы! Медвежьи дети-и-и! Эй! Что, вдесятером на одного боитесь? Ну же, тогда вдесятером! Да! Налетай! Бей!

Олаф бесновался. Впервые за многие годы он мечтал, чтобы второе из прозвищ его — Везучий — оказался верным. Да, и ещё раз. И ещё раз. И вот снова хорошо бы… Фух, мимо! Он не танцевал. Разве можно назвать прятки со смертью танцем? Нет, Олаф просто жил. Он желал прожить ещё немного. И, миновав загаданное «немного», просил у богов ещё чуть-чуть. И ещё. И ещё, ну самую малость!