Дикон Шерола - Союзник

Щелкнул замок, и в проеме приоткрывшейся двери показалось недовольное лицо Вайнштейна. Оно было раскрасневшимся, словно врач только что занимался спортом, но еще больше Дмитрия удивил неопрятный вид друга. Длинные черные волосы Альберта были распущены и хорошенько взъерошены, рубашка кое-как заправлена в брюки, на которых отсутствовал ремень, а две пуговицы на животе и вовсе были не застегнуты.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил Альберт, прижавшись щекой к дверному косяку. Он по-прежнему держал дверь лишь слегка приоткрытой, не позволяя Лескову заглянуть в комнату.

— Поговорить нужно, — ответил Дмитрий, всё еще с удивлением глядя на друга. — Я могу войти?

— Нет, не можешь! — немедленно выпалил Альберт, после чего обернулся куда-то в глубь комнаты. — Я сам к тебе сейчас выйду. Подожди.

В тот же миг дверь перед лицом Дмитрия резко захлопнулась. Лесков едва не вздрогнул от неожиданности, после чего растерянно отступил на несколько шагов назад, ожидая, когда его друг наконец соизволит к нему выйти. Поведение Альберта было как минимум странным. Обычно к нему можно было зайти в любое время, и он хоть и без особой охоты, но все же принимал своих гостей. Впрочем, уже через секунду Лесков понял, что выбрал самое что ни на есть неподходящее время для визита. Внешний вид доктора натолкнул его на мысль, что комната Вайнштейна была уже занята, причем отнюдь не занудным «процветающим» с его кучей проблем, а хорошенькой женщиной. От этого Лескову сделалось неловко — ему не хотелось портить Альберту столь приятный вечер.

Наконец Вайнштейн вышел к нему, уже вернув себе свой привычный вид.

— Дим, если у тебя что-то не срочное, я не знаю, что с тобой сделаю…

Затем, понизив голос почти до шепота, он добавил:

— Я не один, понимаешь?

Лесков снова почувствовал себя неловко: впервые ему довелось испортить кому- то свидание.

— Извини, я не хотел мешать, — виновато произнес он. — Если бы я знал, то…

— Ну что уж теперь… — с досадой отмахнулся врач. — Выкладывай давай! Только быстро… Проклятье, умеешь же ты выбрать время!

Уже предчувствуя надвигающийся апокалипсис, Дмитрий озвучил причину своего визита:

— Мне нужно, чтобы ты сопроводил меня на станцию Александра Невского.

— Сейчас? — ужаснулся врач, растерянно оглянувшись на дверь.

— В теории можно и завтра, но я не знаю, что можно еще ожидать от этого человека. Да и человек ли это?

Дмитрий вкратце рассказал Альберту о своих догадках касательно Виталия Румянцева, и с каждым словом лицо Вайнштейна становилось все более встревоженным.

— Но ведь все говорят, что дело в халатности, — тихо пробормотал он.

— А ты в это веришь?

В ответ Альберт отрицательно покачал головой. Он нервно провел рукой по взъерошенным волосам, пытаясь пригладить выбившиеся пряди, после чего спросил:

— А если твои мысли подтвердятся? Что будем делать тогда? Его же… расстреляют?

— Скорее всего.

— Господи, — вырвалось у Вайнштейна. — Страшно подумать, что будет с его семьей.

Он взглянул на своего собеседника, но в глазах Лескова не было даже тени сочувствия.

— А ты вспомни, что произошло с другими семьями, — произнес Дмитрий. — Или это уже не так страшно?

— Нет, я ни в коем случае не оспариваю твое решение — сдать его. Это правильно. Но, Боже мой, насколько же это ужасный выбор: пожертвовать сотнями людей, чтобы спасти свою семью. Говоришь, у него двое детей?

— У других тоже были дети.

Чуть помолчав, Лесков добавил:

— Извини, что испортил твой вечер. Наверное, ничего бы не случилось, если бы мы пошли завтра…

— Нет. Идем, раз уже решили. Да и куда мне сейчас в таком состоянии обратно в постель? Теперь я уже не могу лежать с женщиной и не думать, а вдруг еще на одной станции открыт канализационный люк… Жди здесь. Пойду, скажу своей, что меня срочно вызвали…

Дмитрий не стал говорить Вайнштейну, что все люки теперь проверяются по нескольку раз. Если Альберт все-таки воодушевился прошагать пешком по сырым тоннелям энное количество километров, Лесков решил не охлаждать его пыл. Тем не менее тревога не покидала и его самого.

Наконец Альберт объяснился со своей дамой, и вскоре оба мужчины направились к выходу из госпиталя. Первое время они молчали: Вайнштейн все еще переваривал недовольный тон Анжелики, которую он бросил в самый интересный момент, а Дмитрию было попросту неловко.

— Она обиделась, — наконец произнес Альберт, мрачно покосившись на своего спутника. — Думаешь, ты первый такой молодец, кто срывает нам свидание? Я не в том смысле, что причина твоего визита не важна, я в целом раздосадован ситуацией.

Чуть помолчав, Вайнштейн продолжил:

— Я ведь врач, Дима, а не какой-нибудь полицейский, чтобы производить захват подозреваемого. Я добросовестно выполняю свою работу, но почему-то мне постоянно подкидывают что-то сверхурочное, причем совершенно не связанное с моей специальностью. Того и гляди, скоро заставят борщи варить!

«Началось!» — подумал Лесков, но в ответ лишь понимающе кивнул, желая тем самым утихомирить расстроенного друга. Вот только он не учел, что «энергетик» немедленно почувствует неискренность.

— Избавь меня, пожалуйста, от своего сарказма! — вспылил Вайнштейн. — Тебя часто выдергивают из постели, если не сказать хуже — прямо из женщины, чтобы проводить какие-то расследования? Нет, я все понимаю, ты обратился ко мне по серьезному делу, и правильно сделал, но и ты должен меня понять: я тоже хочу иметь время на личную жизнь. Не в данном случае, а в целом, на будущее. Я понимаю, что идет война, но я больше не могу так. Это даже не существование, это издевательство!

— Я постараюсь сделать так, чтобы на тебе было меньше нагрузки, — примирительно произнес Дмитрий.

— Так, конечно, можно сделать, но людей тоже нельзя оставлять без помощи. Многие врачи здесь еще недостаточно квалифицированы, многого не знают.

И вот в этой фразе заключался весь Альберт: когда Дмитрий предлагал ему сократить нагрузку, он немедленно пугался за состояние больных и отказывался. А потом уверенно продолжал пилить Лескова за то, что у него совершенно нет личного времени. Далее Вайнштейн погружался в прекрасные воспоминания о том, как раньше он работал всего три раза в неделю, и у него было предостаточно денег, которые он откладывал на свой собственный домик на Кипре.

Однако, выговорившись, Альберт успокаивался и с новыми силами «бросался в бой». Дмитрий уже привык к этим вспышкам и относился к ним довольно спокойно, главное, было идти молча и желательно не думать слишком громко. В моменты своей драмы «энергетик» Альберт становился похожим на антенну, которая улавливала даже самые незначительные частоты, а, значит, не обидеть Вайнштейна своим «сарказмом», «фальшью» и, что еще страшнее — «равнодушием» становилось практически невозможно.