Дикон Шерола - Союзник

— Ты никуда не пойдешь. Твоя задача — «эпинефрин».

— Это сейчас была шутка такая? Этих тварей там развелось слишком много. Ты не удержишь их всех один. И уж тем более четыре часа.

— Должен быть какой-нибудь способ.

Их диалог был прерван требовательным стуком в дверь, а затем дверь в кабинет сразу же отворилась, и в щель просунулась улыбающаяся голова Георгия Лосенко:

— Можно к вам, босс? О, доктор, и вы тут!

«Зачем стучаться, если ты сразу же открываешь дверь?» — подумал Дмитрий, но все же не удержался и улыбнулся в ответ.

— Заходи, конечно. Как твое самочувствие?

— Всё ништяк, босс. Вайнштейн — реальный лепило, зачетненько так похимичил. Гляньте на меня, даже не скажешь, что прямо из больнички нарисовался. Спасибо, доктор, если кто доставать будет, только скажите.

«Вы только что разминулись», — усмехнулся Альберт, однако эта странно выраженная благодарность была ему приятна.

— Да заходи ты уже, — донесся из-за спины Лося раздраженный голос Ивана. — Дим, ты просил сказать, если Вика сегодня освободится пораньше. Так вот, если хотите, можем идти прямо сейчас.

— Дим, мы еще не закончили, — возмутился было Альберт, но Лесков едва заметно отрицательно покачал головой.

— Сейчас пойдем, — ответил он Ивану и поднялся с места, желая пожать протянутую руку Георгия. Но тот уже схватил его и так крепко стиснул в объятиях, что у Дмитрия едва не захрустели кости.

— Ну вы реально реа-а-альный — Лосенко был так рад видеть своего бывшего начальника, что решил одарить его хоть каким-нибудь комплиментом. — Пока меня в санатории собирали, слушок прошел, типа вы уже в совете сидите. Я просто завис, думал, мужики разводят. Такой нежданчик словил! Как вы это делаете, босс? Не, я понимаю там, пиджачок-портфельчик, витрина красивая, но у вас же тут реально несрастуха с народом по всем фронтам. Как они на вас подписались?

— Когда тебя все ненавидят, у тебя есть все шансы стать начальником, — усмехнулся Дмитрий, все еще пытаясь выбраться из крепких объятий Георгия. — Я рад, что тебе лучше.

— Вайнштейн качественно лепит, да, — согласился Лось, наконец отпустив Лескова. — Вот бы еще душу лепил…

В тот же миг улыбка с лица мужчины исчезла, и он грустно добавил:

— ЛенкА-то моего не стало. Не смог я ее уберечь. За сыном ломанулся, а она…

Лесков с сочувствием положил руку на плечо Георгия:

— У тебя еще остался ребенок. Держись.

— Да что там ребенок, — пробормотал Лось. — Он-то растет. Скоро батя вообще не понадобится, спишет, как просрочку и с концами. Вон, уже на девок заглядывается. Но хоть нормальным пацаном растет, не на каких-нибудь дур зарится, а сразу дочку Бехтерева заценил. Только о ней и говорит.

— О Вике что ли? — опешил Иван.

— А у тебя что, есть еще какие-то дочки? — улыбнулся Георгий. — Может, если продержимся и таки вырастим наших детей, поженим их — пусть своих дочек строгают. Породнимся с тобой. Ты — мужик нормальный.

При этой мысли Лосенко снова просиял, зато лицо Ивана сделалось похожим на предгрозовое небо. Вслух он ничего не сказал, но, отправляясь на тренировку Вики, Бехтерев все же не удержался и обратился к Диме:

— Охренеть расклад: мало того, что у меня дочь — наполовину кайрам, так еще и Лось в родственники записывается. Лучше сразу отведи меня в поле и пристрели…

Тем временем новоиспеченный союзник Дмитрия шагал по коридору правительственного здания по направлению к кабинету Васильева. То, что Антон Викторович согласился его принять, было уже хорошим знаком. Прежде этот человек наиболее резко высказывался в адрес Фостера на собраниях, поэтому Эрик не рассчитывал попасть к нему на прием так скоро.

Постучав в дверь, наемник дождался, когда ему позволят войти, после чего шагнул в кабинет. Его внимательный взгляд первым делом скользнул по комнате, подмечая, что здешний интерьер идентичен интерьеру в кабинете Лескова. А затем он встретился с голубыми глазами Васильева.

Это был мужчина лет сорока, высокий и крепкий. В прежней жизни он был депутатом государственной думы, хорошим отцом и способным игроком в гольф. Теперь из его прошлого у него осталась только должность в совете Спасской. Жена и трое его детей погибли, так и не дождавшись помощи — солдаты опоздали всего на каких-то четверть часа. Зная это, не трудно было догадаться, почему Васильев так сильно ненавидит «процветающих», и в особенности Дмитрия Лескова.

— Что тебе нужно? — спросил Антон Викторович, ясно давая понять, что не расположен любезничать. Его голос прозвучал резко, как удар хлыста.

— Мне — ничего особенного. Всего лишь покоя. Вопрос заключается в том, что нужно вам? — усмехнулся Эрик. Не дожидаясь разрешения, он занял кресло напротив своего собеседника. При виде подобного глаза Васильева угрожающе потемнели, но Фостер словно не заметил этого.

— Впрочем, не отвечайте, — продолжил он. — Я сам попробую угадать… Конечно же, как и большинство, вы хотите окончания войны. Вот только это слишком глобальное желание. Наверняка, у вас есть что-то более личное. Например, стать во главе Спасской? Обидно, когда любые ваши предложения моментально отвергаются Волковым.

— Тебя Лесков подослал?

— Не в данном случае, — Фостер неприятно улыбнулся. — Я сам захотел предложить вам свою помощь, потому что больше не считаю, что Лескоу может обеспечить безопасность станции. Скажу больше: он вообще не знает, что делать, а Волков — всего лишь его марионетка, которая вовремя кивает на все его слова. Дмитри находится в совете для того, чтобы вы не убили его. И пока что вы — единственный, кто является для него проблемой.

— К чему ты клонишь?

— Думаю, вы следующий, от кого он захочет избавиться. И, поверьте мне, он сделает это так же, как сделал с предыдущим лидером Спасской. Заставит вас выступить с какой-нибудь идиотской речью, в результате которой вас с позором выгонят прочь.

— Откуда тебе это известно?

— О, это только кажется, что я люблю болтать. На самом деле я люблю слушать. Иногда бывает очень занятно постоять где-нибудь в уголке и послушать, о чем разговаривают люди. Или вас интересует, откуда мне известна ваша судьба?

— Мне интересно, как этот сукин сын заставит меня говорить то, что ему нужно. Предыдущего он мог запугать, пригрозив его близким. Но мне-то нечего терять…

— А вы подумайте, Антон Викторович, — Эрик подался вперед и облокотился на стол. — Подумайте хорошенько.

В тот же миг Васильев заметил, как глаза Фостера окрашиваются медным, и невольно отпрянул назад. Впервые он видел нечто подобное. Это было жутко и завораживающе одновременно.

— Он — полукровка, да? — выдавил из себя Васильев. — Черт возьми. Я догадывался.

— Не просто полукровка, а «шепчущий». Таким образом он любому может навязать свою волю. Пока Лескоу рядом, никто из вас не может быть уверенным в том, что вы не находитесь под его влиянием. Быть может, вам стоит рассказать об этом другим людям? Хотя нет, лучше пусть он сам им все расскажет.